Климентий Ефремович, дорогой наш, забыл ты нас, горемычных. Я вспоминаю, как я работала с тобой, как ты, бывало, говорил, какая будет жизнь у рабочих. Ах, если бы ты мог все видеть, как живут рабочие и семьи красноармейцев, матери и дети, что делает горе-начальство. Если бы ты приехал, поглядел, что тут. Только не надо ехать в той одежде, в которой ты ходишь — для того чтобы тебя не узнали,— а в той, как раньше ходил. Прошу слезно — приезжай, помоги нам. Я уже не могу ходить.
У нас много есть и американской одежды, и продуктов, но кто получает? Рабочий — нет, а получает начальство, а они продают все это на рынке. Купит ли рабочий, если он получает 300 рублей? Что можно купить? Да еще он их не получает — 300, а сколько выплачивает за облигации, то подоходный, то бездетный, а если есть полуразрушенный дом, то еще и за дом, и за землю. Что остается ему, что купит рабочий на рынке? Американские подарки или одежду — нет... Посмотрел бы, чем кормят: варят борщ из кислой капусты — это две ложки — да кашу кукурузную. На рынке всего много, но где брать такие деньги? Картошка 100 руб. ведро. Как жить рабочим? Они еле ноги тянут. Зато начальство дома строит для себя, да не дома, а дворцы, и все воруют — и лес, и кирпич вывозят машинами с заводов. Рабочие строят им, а если рабочий возьмет гнилую досточку для растопки, то ему 3 или 5 лет тюрьмы. Вот до чего дожили: лучше умереть, чем так жить, голыми и босыми.
В магазинах есть обувь по талонам, а кто их получает? Рабочий — нет, все начальство. Ах, Климентий Ефремович, если бы ты знал, сколько теперь начальников приходится на каждого рабочего — по 10 начальников. Это не так, как мы с тобой работали. Ты помнишь и что мы ели, а теперь все кукуруза. Вспомню и горько заплачу. Вспоминаю часто твои слова, что ты говорил, как будем жить. Где же то, если нет ничего? Сколько еще ждать? Мне уже 78 лет, хожу прошу милостыню. Кто даст? У рабочего самого нет, а у начальника просишь, а он и не глядит. Хотя бы ты сжалился над нами, приехал, посмотрел, что делают, какого мы дождались нового права.
В школу приходят дети рабочих с кукурузной пышкой, а дети начальников — с разными американскими коробочками: то масло, то колбаса, то сыр, то шоколад. А дети рабочего смотрят, придут домой — плачут, обижаются на своих родителей. В школе завтраки продают — булочки, по два раза укусить, и то эта булочка на два дня. Летом школьники идут работать на школьный огород, в поле. С 9 лет детей гоняют, но где и кто ест это с огорода — этого я не знаю, но детям не дают.
В колхозах в этом году хлеба никому не дали, даже есть такой колхоз, который занял в другом колхозе на хлебозаготовки. Если бы не эта кукуруза да картошка, то люди опухли бы. Кукурузу эту выдавали за плату. Ах, если бы ты приехал, посмотрел. Много хлеба оставили в поле, зимой возили — некому было убирать: одни на войне, а другие были мобилизованы в город для очистки улиц, а хлеб пропал...
Из письма М. Голубевой К. Е. Ворошилову, 1946 г.
