Простите за опус, но надо просто всем мммщика читать
Крах семьи Дромадёровых
автор Аркадий Тимофеевич Аверченко Вперёд →
Из сборника «Кипящий котёл».
Существует такой афоризм:
«Семья — это государство в миниатюре». И никогда этот афоризм не был так понятен и уместен, как в 1919 году.
* * *
В семье Дромадёровых сегодня торжественный день: после долгих совещаний с женой и домочадцами глава семьи решил выпустить собственную монетную единицу.
Долго толковал он с женой о монетном обращении, об эмиссионном праве, о золотом запасе, и, наконец, все эти государственные вопросы пришли к благополучному разрешению.
Тезисы финансовой стороны дела были выработаны такие:
I. Семья Дромадёровых для внешних сношений с другими семьями и учреждениями выпускает собственную монетную единицу.
II. Ввиду отсутствия металлов монетная единица будет бумажная. Примечание. При изготовлении монеты надлежит принять все меры к тому, чтобы затруднить подделку монеты.
III. Для того, чтобы избежать перенасыщения рынка кредитными билетами семьи Дромадёровых, вводится эмиссионное право.
IV. О золотом запасе. Выпущенные кредитные билеты семьи Дромадёровых обеспечиваются всем достоянием госуд…, то есть семьи Дромадёровых, имеющей в своих кладовых два золотых массивных браслета, брошь, четыре кольца и двое золотых часов с золотой же массивной цепью.
V. Министром финансов назначается жена Дромадёрова; ей же предоставляется право разрешения эмиссий.
* * *
Монетный двор был устроен на столе, в кабинете главы семьи.
Материалом для изготовления кредиток послужили три сотни когда-то заказанных и испорченных визитных карточек, на которых по недосмотру типографщика было напечатано:
«Николай Тетрович Дромадёров».
Сын Володька оттискивал на оборотной стороне карточек гуттаперчевые цифры «3 р.», «5 р.», «10 р.», отец ставил сбоку подпись, а гимназистка Леночка внизу приписывала:
«Обеспечивается всем достоянием семьи Др.».
«За подделку кредитных билетов виновные преследуются по закону».
— Морду буду бить, — свирепо пояснял отец семейства эту юридическую предпосылку. — Лучше бы ему, подлецу, и на свет не родиться. Ну-с, эмиссионное право на 2 тысчонки выполнили. Соня! прячь в комод деньги и остаток материалов.
— Папочка, — попросил Володька. — Можно мне выпустить свои полтиничные боны? Так, рублей на пятьдесят?
— Ещё чего! — рявкнул отец. — Я тебе покажу заводить государство в государстве!! Не сметь.
— Ну, слава богу, — вздохнула жена Соня. — Наконец-то у нас есть человеческие деньги. Коля, я возьму 29 рублей, схожу на рынок. А то у нас на кухне совсем сырья нет.
— Сырья одного мало, — возразил Дромадёров. — Его ещё обработать надо. Потребуется топливо и рабочие руки.
— Так я возьму ещё сто рублей. Куплю дров и найму кухарку.
— Только скорей, а то население голодает.
* * *
На бирже новая монетная единица была встречена очень благожелательно.
В зеленной лавке дромадёрки сразу были приняты без споров сто за сто, а мясник даже предпочитал их керенкам, на которых были очень сомнительные водяные знаки.
— Верные деньги, — говаривал он. — Это не то, что советская дрянь. Обеспеченная, как говорится, блохой на аркане. Опять же скворцовки я приму, воропьяновки я приму, потому — и Скворцов господин и Воропьянов господин — очень даже солидные финансовые заборщики. Их даже в казначействе принимают. А волосаток мне и даром не надо, потому что — это уж все знают — господин Волосатов сущий жулик, и своё эмиссионное право превысил раз в десять! А золотого запаса у него разве только коронка на зубе.
На денежном рынке дромадёрки заняли прочное положение: при котировке за них давали даже скворцовки с некоторым лажем, а волосатовки предлагали триста за сто дромадёрок — и то не брали!
Жена Соня расширяла два раза эмиссионное право, рынок искал дромадёрок, как араб ищет воду в знойной пустыне, сам Дромадёров стал уже искоса с вожделением поглядывать на международный рынок, допытываясь у всех встречных — почём вексельный курс на Лондон и Париж — как вдруг…
Но тут мы должны предоставить слово самому Дромадёрову… Только он своим энергичным стилем может изобразить весь тот ужас, всю ту катастрофу, которая постигла так хорошо налаженный монетно-финансовый аппарат:
— Сначала обратил я внимание, что у подлеца Володьки появились цветные карандаши, конфекты и даже серебряные часы-браслет… «Где взял, каналья?» — «Карандаши, — говорит, — товарищ подарил и конфекты тоже, а часы-браслет нашёл»… Ну, нашёл и нашёл; ну, подарили и подарили… Ничего я себе такого не думал… Вдруг, слышу, говорят, Володька на биллиарде сто рублей проиграл… «Где деньги взял?» — «Часы, — говорит, — продал». — «Врёшь! Они у тебя на руке!» —
«Это я, — говорит, — другие нашёл»… Подозрительно, а? Стал я приглядываться к дромадёркам, которые мне изредка в руки попадали, — глядь, а на двух вместо «Тетрович» — «Петрович» напечатано.
Я к Володьке… «Ты, анафема? Признавайся!!» В слёзы. Покраснел, как рак… «Я, — говорит, — папочка, только расширил эмиссионное право»… Ну, показал я ему это расширение права… До сих пор рука опухшая!..
— Чем же это всё кончилось? — спрашивал сочувственный слушатель.
— Крахом! — отвечал несчастный отец, проливая слёзы. — Кончилось тем, что теперь волосатовки идут выше: за одну волосатовку четыре дромадёрки… Каково? Всё финансовое хозяйство разрушил, подлый мальчишка!
