Креативы

[lonelywind]

Пять минут безумия

- Знаешь, у меня какое-то странное предчувствие, как будто сегодня что-то случится, - сказала Маруся, когда он наклонился поцеловать её перед уходом.
Сергей улыбнулся.
- Женская интуиция?
- Не знаю, просто как-то странно…
- Думай о хорошем, - снова улыбнулся он и ещё раз поцеловал её в плечо. – Я побежал.

Маруся поставила в духовку мясо, взглянула на часы и торопливо пошла одеваться, оставалось всего полчаса. Она достала из шкафа два платья и задумчиво закусила губу. Голубое ей очень идёт, но нельзя не признать, что чуточку полнит. А чёрное для сегодняшнего дня кажется несколько мрачноватым. Всё-таки первая годовщина знакомства – большой праздник. Таким образом, выбор был сделан в пользу голубого.

Маруся торопливо оделась, подобрала перед зеркалом волосы. Светлые кудряшки улеглись послушно, и только две, короткие, выскользнули, как всегда, из причёски. Лёгкий макияж. На ноги – туфельки. Придирчивый взгляд на маникюр – порядок, к счастью. Ну, всё! Маруся посмотрелась в зеркало, улыбнулась себе и пошла сервировать стол.

Она готовилась к этому дню, обегала в поисках подарка все магазины, прикупила комплект нового нижнего белья, приобрела свечи, шарики в виде сердечек и прочую, милую влюблённым сердцам, ерунду. Почему-то Маруся не сомневалась, что сегодня произойдёт ещё что-то, но только сейчас догадалась что. Недаром Серёжкина мама на днях между делом поинтересовалась размером Марусиного пальца. В пятый, наверное, уже раз протирая тарелки, Маруся улыбнулась. Критически оглядела столик, достала вино, придирчиво подула в бокалы, словно за полчаса, прошедшие с их протирания, на них могли осесть горы пыли.

Так у них с Серёжкой всё хорошо и ладно складывалось, что Маруся, думая об этом, даже немножко тревожилась. Ну не может быть всё так хорошо! Познакомились, когда она училась на четвёртом курсе, а Серёга уже окончил институт и прилично зарабатывал. Понравились друг другу, стали встречаться. Через полгода решили жить вместе, сняли квартиру. Казалось, они друг другу подходят идеально. Серёжка был убеждён, что работать должен мужчина, а Маруся не рвалась в феминистки. Он охотно помогал ей по дому, если она просила, а она спокойно воспринимала его друзей. Не было, как ни странно, даже конфликтов с будущими свекровью и тёщей. Марусина мама называла его Серёженька, а Серёжкины родители и вовсе считали, что сынку привалило счастье. Цапались иногда по мелочам, но дольше нескольких часов дуться друг на друга были не в состоянии. Так и жили. И Маруся была счастлива, это был её человек, тот самый, один из миллионов. В будущем году планировали завести ребёнка. Маруся снова улыбнулась и взглянула на часы. Сейчас придёт.


Принюхиваясь к доносящимся из кухни запахам буженины, Маруся рассеянно нажала кнопку на телевизионном пульте.

- …произошло сегодня на проспекте Ленина. Автомобиль марки «Ауди», номер С650ВТ, несколько раз перевернувшись через крышу, врезался в бетонное ограждение. Водитель скончался на месте.

Какой-то рваный кусок железа, словно вросший в бетон, просунувший в него свои стальные изломы. Носилки, покрытые белой простынёй, с человеческим телом под ней… На заднем, раскрошенном мелкой мозаикой, стекле, болтается резиновый смайл, её подарок ему на день рождения. Мигалки скорой.

Маруся не осознавала, что уже с минуту воет протяжно, на одной ноте, вцепившись ногтями в волосы. Потом выбежала из комнаты, стала лихорадочно, роняя стулья, искать телефон. Наконец он нашёлся на своём обычном месте, она забыла, что положила его туда… Она не могла вспомнить семизначный номер и тыкала ногтями во все кнопки подряд, пока в окошечке не высветилась Серёжкина фотография. Сохранить, изменить… Маруся продолжала бестолково, как безумная, дёргать джойстик, нажимать на все кнопки подряд. Вызвать… Да-да, вызвать… Длинный гудок. Вызвать, вызвать… Гудок…

- Пожалуйста, - бормотала Маруся, сидя под вешалкой и умоляя кого-то. – Пожалуйста…

Гудок…

- Пожалуйста…

Гудок… Пауза. Гудок… Пауза. Гудок… Пауза.

Позвонить свекрови. Может быть, он не на машине… Внутри Маруси кто-то ухмыльнулся гадко. Дурочка, как же не на машине? Ты махала ему утром рукой в окно, когда он садился за руль. Маруся старалась не выпустить панику на свободу. Ужас бился в каждой клеточке, прямо под кожей, в голове, в кончиках пальцев. Если выпустить его, он превратится в безумие, и она не сможет набрать номер свекрови.

Она осторожно набрала знакомые цифры. Гудок. Гудок. Гудок.

И ужас вылез наружу.

Маруся швырнула в стену телефон, он разлетелся кусками пластика, и это как будто приблизило её к той страшной аварии. У неё тоже авария.

Глаза её были сухи. Она не плакала. С чего плакать? Просто Серёжка разбился на машине. Скончался на месте. Просто новая «Ауди» врезалась в бетонное ограждение и превратилась в уродливые куски металла и крошки пластика. И на заднем стекла висит живучий смайл. Потому что он резиновый. Он не изломается и не раскрошится. И у него не может быть разбит череп… Наверное, Серёжкин телефон валяется где-нибудь под искорёженным сиденьем и заливается истеричными трелями, а на дисплее – её, Марусина, фотография. Она там улыбается, потому что не знает, что через несколько месяцев Серёжка погибнет в автокатострофе, и его засунут в холодную машину скорой помощи, накрыв белой простынёй. Если бы знала, она ни за что не улыбалась бы.

Она посмотрела на часы. Пять минут, как он должен быть дома, и целых шесть, как она узнала, что он не придёт больше никогда.

И ужас сожрал её. Она скорчилась в жалкий дрожащий комок под вешалкой в коридоре, всхлипывающий и трясущийся. Это был не человек, там, под вешалкой, среди сапогов, это уже был ужас – мерзкий, липкий, который может убить если не тело, то душу точно. Сожрать кусок души и улыбаться окровавленной мордой.

- Отче наш… - Зачем-то зашептала Маша. – Иже еси на небеси… Да святится имя Твое… Да приидет царствие Твое…

Но ужас уже терзал её, и не отогнать его было молитвой. Ужас ослепил и оглушил её, словно выколол глаза и отрезал уши.

С отрезанными ушами нельзя услышать щёлканья замка.

- Машенька! Марусь, извини, что опоздал. Маш! Ты где? Не обижайся, у меня с тормозами что-то, ребята со стоянки на сервис тачку погнали на Ленина, я на метро, трубка там не ловит… Машка!


© Юлия Кондратьева

[lonelywind]

Жар-Птица

– Все условия, – сказал Иван-царевич. – Персональная оранжерея. Тропические деревья, штат обслуживающего персонала. Всё, что твоей душе угодно.
– Заманчиво, – признала Жар-птица, и задумчиво пощёлкала клювом. – Я, пожалуй, приму твоё предложение… если ты поможешь мне с одной проблемой.
– Я слушаю? – в голосе царевича слышалась готовность моментально решить любые птичьи проблемы.
– Ты должен найти мне Жар-Птицу.
Иван-царевич внимательно посмотрел на птицу, сидящую перед ним.
– Э? – проговорил он, не в силах придумать ничего лучше.

Существо, сидевшее на ветке перед ним, вздохнуло.
– Вань, я не птица. Я Жар-птиц. Мальчик. Самец. Ну, посмотри на меня!
Птиц встряхнул крыльями, роскошный, сияющий хвост заструился в воздухе. Царевич сощурился и заслонил глаза рукой.

– В животном мире, – наставительно сказал птиц, – так выглядят именно самцы. У самочек, – он мечтательно покачал головой, и выгнул шею, отчего перья на ней засверкали всеми цветами радуги, – у самочек оперение куда скромнее… Что не делает их в наших глазах менее прекрасными, – закончил самец строго.
– А, – отреагировал Иван. – И где эту твою самочку искать?
– Понятия не имею, – ответил птиц с горечью. – Я лично давно ни одной не встречал. Их, видишь ли, переловили да перестреляли. Охотнички, – он обвиняюще посмотрел на Ивана, и тот поспешно передвинул на спину лук, торчавший из-за плеча.
– Да как же, – забормотал царевич, чувствуя, что перспектива заиметь во дворце собственную Жар-птицу стремительно улетучивается, – у кого же рука поднимется?
– Я же уже сказал, – раздражённо напомнил птиц, – что у самочек вид намного скромнее. Их невежественные тупицы обычно вообще не принимают за Жар-птиц.

Повисла пауза. Иван раздумывал, Жар-птиц на дереве терпеливо ждал.
– Хорошо, – сказал наконец царевич. – Я готов… попробовать. Разыскать тебе самочку. Ничего не обещаю, но попробую. Рассказывай, как они, всё-таки, выглядят.

_____

– Я ей непременно понравлюсь, – нервно говорил птиц, расхаживая по комнате из угла в угол. – Вань, ну как я могу ей не понравиться?
– Понравишься, понравишься, – успокоил его Иван. – Но не сразу. Она сейчас проходит курс психологической реабилитации.
– Что с ней, – заволновался птиц, и даже слегка потускнел от переживаний, – Она больна?
– Совершенно здорова, – твёрдо сказал Иван. – Но я же рассказывал тебе. До недавнего времени она не считала себя Жар-птицей, и ей надо привыкнуть.
– Варвары, – птиц схватился крыльями за голову. – Они искалечили девочку!
– Ты должен признать, что их трудно обвинить, – осторожно заметил Иван. – Её внешность…
– Да, разумеется, – саркастически сказал птиц, – Внешность! Но когда она снесла золотое яйцо, уж тогда-то эти идиоты могли бы заподозрить, что существо, которое они держат в своём доме, вовсе не курица!

© silver_mew

[lonelywind]

Саша Молотков долго не мог решиться, о чем писать в сочинении про самый страшный день в своей жизни. Очень странное решение учительницы литературы и русского языка Евы Аркадьевны Полководец изменить обычную тему «Как я провел лето» привело в восторг весь класс. Кроме, разумеется, Саши. И не потому, что вспомнить было нечего, слава Богу, и войн и бедствий на его веку, вернее веках, было не мало. В этом-то и была проблема. К тому же беспокойство вызывала настойчивость училки, с которой она раз за разом возвращалась к опасным для Саши темам. Это началось с того момента, когда на уроке, посвященном творчеству Льва Толстого, Молотков, увлекшись, сболтнул лишнего о великом писателе. Забылся и упомянул, то, что никто кроме близких друзей Левушки знать не мог. Никто вроде и не заметил, но Ева Аркадьевна после этого очень изменилась. Всегда приветливая и радостная раньше, теперь стала чуть настороженнее. Правда, самого Сашу Ева Аркадьевна очень сильно раздражала. Он не мог понять почему, но не было сил смотреть на нее без сильной неприязни.
Молотков был счастливчиком, или самым несчастным человеком на земле. Сам он не мог определиться. Дело в том, что он помнил все свои предыдущие жизни. Рождался, жил, потом, погибал на войне или умирал от болезней и снова рождался. Но всегда помнил, кем он был раньше. У него было много родителей, много национальностей, огромное число друзей, бесчисленное количество женщин. В некоторых жизнях он отдыхал, в некоторых добивался невероятных успехов, не раз был гением, бывал злодеем. Огромное удовольствие ему доставляло читать о себе же в учебниках истории.
Страшных дней у этого странного человека было множество. Особенно поначалу. Когда еще потеря близких и родных людей не стало чем-то обычным и даже скучноватым. В какую-то из жизней Саша понял, что разучился любить, и это тоже было страшно, впрочем, бояться он тоже к этому времени разучился. В ту жизнь он причинил много страданий людям, уничтожив значительную часть населения Европы. Зато он понял, что не все чувства умерли, жалость, например, осталась. Невыносимо было смотреть на фотографии, умерших от неведомой напасти – детища доктора Александра Коуберна, ныне Молоткова. Напасть позже окрестили Испанкой. Но об истинном происхождении вируса, естественно никто не узнал.
Быстро написав, разумеется, выдуманную историю про воровство соседских яблок на даче, и угрызения совести по этому поводу Саша откровенно заскучал. Яблоки он ненавидел всей душой, не переносил даже запаха, поэтому отчасти история получилась правдивой. После звонка Ева Аркадьевна попросила Сашу задержаться. Как в «Штирлице» подумалось в тот момент Молоткову. Полководец внимательно читала Сашино сочинение. Читала долго, вероятно несколько раз перечитывала. От ее следующих слов Сашу передернуло. – Ну, вот мы и встретились снова, мой милый! Я сразу поняла, что ты меня узнал, вернее почувствовал. Про яблоки ты хорошо вспомнил, я ведь тоже их ненавижу, теперь сомнений не осталось… ты не представляешь как я боялась что меня одну не простили.
Саша понял, что не все испытал в своих жизнях и далеко не все помнил…И страх оказывается не разучился испытывать и ненависть. Конечно, теперь он вспомнил то, что так долго пытался забыть и забыл, в конце концов. И нелюбовь к яблокам стала понятна и к женщине по имени Ева…

© Бакли

[lonelywind]

Лики смерти

Ветеринар умирал. Рядом с постелью на табуретке тихо сидела его жена. Вместе они были последние сорок с небольшим лет, в течении которых было всякое – безумная любовь, страсть, скромная свадьба, рождение сына, ссоры и примирения. И вот теперь, они были рядом держась за руки – он, ожидая смерти, и она – провожая его в последнюю дорогу.
Смерть пришла тихо, медленно накинула на ветеринара свое черное покрывало, остановив сердце, и ушла дальше по своим делам. Последнее, что увидела его душа, подхваченная неведомой силой и уносящаяся прочь, стало лицо любимой… милое дорогое и такое красивое.
Темнота. Ветеринар открыл глаза и осмотрелся. Яркий свет на миг ослепил, затем стало видно, что он лежит на полу большой белой комнаты. Руки разведены в стороны, все попытки пошевелиться ни к чему не приводят. Сознание, слегка туманное вначале, начало проясняться – я умер, это тот свет, но ведь его нет! Однако, похоже, что он – тот свет – все-таки есть, и он не такой, каким его представляли служители церкви.
Тихое шуршание отвлекло от раздумий. Вокруг его тела расположились около сотни белых мышей. Они водили в разные стороны своими мордочками, попискивали и обнюхивали руки ветеринара. Неожиданно он вспомнил их, всех до единой и внезапная мысль о том, что они собираются с ним сделать повергло в ужас…
Это было во время работы в научном институте, в пору написания кандидатской диссертации. Опыты по токсичности препаратов требовали сотен мышей. Образцы вводили мышам в лапки, потом отрезали их и взвешивали, измеряя величину воспаления…
Жуткая боль нахлынула со стороны рук – мыши начали свое дело. Мелкими, но очень острыми зубами, они рвали кожу, перегрызали сухожилия и кровеносные сосуды, вгрызались в суставные хрящи. Ветеринар, бешено вращая глазами от непрекращающейся боли, пытался кричать, однако изо рта не вылетало ни одного звука. Неожиданно все кончилось – мыши подхватили отделенные от тела запястья и потащили их прочь.
Боль постепенно прошла. Переведя дух, ветеринар посмотрел на свои руки, кровавые ошметки нелепо торчали из запястного сустава. Странно, начавшееся было кровотечение, быстро остановилось.
И снова этот тихий шум от множества лапок. Крысы. Белые, черные, серые – они расположились у него на животе, расстегивая неизвестно как оказавшуюся на теле рубаху.
Их он тоже вспомнил, и эти воспоминания не принесли ничего хорошего. Тот же институт, те же опыты по изучения токсичности препаратов. Крысы получив свою дозу, медленно умирали сидя по клеткам. В агональном состоянии у них вскрывали брюшную и грудную полость и брали образцы органов.
Боль заставила рефлекторно выгнуться в спине. Сильные челюсти вгрызались в плоть, разрывая мышцы пресса. Брюшина, не представив никакой преграды для такого количества грызунов, кровавыми лоскутами свесилась из раны. Острые коготки передних лап, вызывая волны дикой боли, хватались за края органов, зубы перегрызали связки и кровеносные сосуды. Показалась первая партия крыс, дружно тащившая из брюшной полости печень. Оставляя кровавый след на полу, они быстро скрылись с поля зрения, уступив место следующим, тащившим селезенку.
Мозг отказывался принимать происходящее – такую боль нельзя перенести, находясь в сознании, от такой кровопотери давно пора было умереть. Но, ветеринар был уже мертв, а сознание упорно не желало его покидать.
А к его истерзанному телу уже спешили следующие животные, точнее птицы. Чуть заметные на фоне белых стен, выделяясь лишь кровавой краснотой гребня, ветеринара окружали куры. Без промедления они накинулись на его шею, выискивая сонную артерию. И опять сквозь дикую боль нахлынули воспоминания – денег на реактивы в институте хронически не хватало, подопытным курам приходилось на живую вскрывать кровеносные сосуды на шее, забирая пробы крови после проведения опытов. Между тем куры, проникнув глубоко в толщу мышц, нашли таки тугую от давления стенку сосуда и, после пары точных ударов, мощная темно-красная струя хлынула вверх.
Да когда же это кончится! Неужели вся моя жизнь, - думалось ветеринару – это сплошное причинение зла? Ведь я лечил, спасал чьи-то жизни и что? Похоже, все было зря!
Куры ушли. Истерзанное тело судорожно подрагивало вслед утихающей боли. Это перерыв, перерыв перед решающим, последним наказанием, - по щекам ветеринара потекли слезы.
И опять знакомое шуршание сотен лап, только теперь гораздо громче и отчетливее.
Собаки и кошки. Разных пород, возрастов и размеров. Самое интересное, что практически всех их он помнил. Вот огромный мраморный дог – его хозяева, поняв, что опухоль на ноге уже не вылечить, по крохам насобирали деньги на усыпление. Он уснул тихо и безболезненно. А вот этого котенка, маленького с бело-рыжей головой, какие-то малолетние ублюдки расстреляли из пневматического ружья – ветеринар помнил, как вынимал из костей черепа и брюшины эти кусочки свинца. Котенок умер через три месяца – повреждения оказались неизлечимы.
А вот этот пудель – сейчас он выглядел важно и напыщенно – чудом избежал гибели от петли бомжа, решившего его съесть. Избежал, чтобы через день тихо уснуть от укола ветеринара – травмы гортани нанесенные удавкой, лечению не подлежали, животное начинало задыхаться. То же, но с другим финалом, приключилось и с вон тем черным котом. Его в клинику принесла, вынув из петли, проходившая мимо женщина. Неизвестно чем размозженную заднюю лапу пришлось ампутировать, а на шее до сих пор был виден шрам от прорезавшей кожу веревки. Женщина взяла его домой, выходила и прожила с ним счастливую жизнь.
Воспоминания были прерваны подошедшим вплотную к лицу боксером. Сейчас он выглядел здоровым, но тогда в другой жизни представлял собой один сплошной гниющий кусок плоти. Собака наклонилась к лицу и открыла пасть. Ветеринар закрыл глаза и напрягся, ожидая новой волны боли. Но пес, высунув влажный язык, стал медленно зализывать рану на шее. Остальные собаки, расположившись кругом, стали делать то же, успокаивая истерзанный организм.
Настала очередь кошек. Тихо мурлыкая, они располагались на затянувшейся уродливыми рубцами коже, и исходившее от них тепло, расправляло шрамы, делая кожу гладкой и упругой.
Скоро все закончилось. Из общей лохматой массы к ветеринару подошли три собаки – рыжий спаниель, огромный мастино и малюсенький на его фоне тойтерьер. Всех он до сих пор любил, ибо это были его собаки. Они жили с ним в разные периоды жизни, кто-то долго, кто-то не очень. Собаки носами подтолкнули ветеринара в бок, и он вдруг понял, что тело обрело способность ему подчиняться.
Ветеринар медленно поднялся. Тойтерьер по давней привычке с разбегу запрыгнул на непонятно как восстановившиеся руки и привычно лизнул в подбородок.
Тихо, словно боясь спугнуть что-то важное, находившиеся в комнате животные медленно попятились назад, растворяясь в белизне стен. С ветеринаром остались трое, те с кем он делил кров и пищу.
Неожиданно одна из стен пропала и изумленному ветеринару открылась необычайно красивая картина. Ярко зеленые деревья, живописный берег реки за ними, уютный домик вдалеке. Спаниель выбежал из комнаты, деловито принюхался и призывно виляя хвостиком, побежал к реке.
Улыбнувшись, ветеринар вышел из комнаты на лоно природы. Непередаваемый букет звуков и запахов заставил его на миг забыть обо всем и погрузиться в негу. Здесь, именно здесь – ибо это место он часто представлял в своих мечтах, он будет ждать свою жену, которая рано или поздно последует за ним. Именно здесь, ибо если человек хоть раз в жизни спас чью то жизнь, если хоть раз облегчил чьи то страдания, он заслужил исполнения своей мечты – особенно такой прекрасной.

© Кастролог

[lonelywind]

Преферанс

89- Слушай, - Она пристально посмотрела в Его небесно-голубые глаза. – Неужели тебя жаба не душит, а? Ты же всегда проигрываешь!
- Не-а, - беспечно рассмеялся Он в ответ. – Надо будет – еще нарисую! Ну должен же я когда-нибудь научиться этой премудрости!
Третий молча щурился на солнце.
Она покачала головой и вздохнула. Ей не понять. Впрочем, это не Ее забота.
- Сочинка, сдача по кругу, играем до двадцати в пуле. Распасы – как обычно. Выход – семерная. За перезаклад, - Она бросила на Него короткий взгляд, – в гору, так и быть, не пишем. На «раз» – играем Сталинград. По одному за вист.
- По пять! – почти выкрикнул Он.
- Не многовато ли?
- Зато интереса больше! – Он снова рассыпал по каменным плитам дворика свой серебряный смех.
Третий промолчал - согласился.
Она открыла рот, хотела что-то сказать, но передумала. Пожав плечами, начала сдавать карты. По пять – так по пять. Ей-то, в сущности, какое дело?

Он с детства обладал недюжинным литературным талантом. Ему прочили писательскую карьеру – настолько правдоподобно Он создавал свои фантастические миры. Однако сам Он только смеялся - «Слово было лишь вначале» - и искусству словосложения предпочитал искусство игры в преферанс. И хотя за всю жизнь Он так и не выиграл ни одной партии – азарт Его не угасал.

- Семь треф! – радостно воскликнул Он и начал отплясывать ногами под столом джигу.
Она вздохнула. Где взять столько терпения, чтобы научить наконец это бестолковое жизнерадостное создание простой игре?

Она никогда не отличалась успехами в учебе. Гуманитарные науки ненавидела лютой ненавистью, а точные – просто терпеть не могла. Единственное, что Она обожала – это преферанс. Уже в начальной школе Она стабильно обыгрывала отца и деда, на чем умудрилась сколотить неплохой капиталец к своему совершеннолетию. А теперь бОльшую часть Ее времени поглощало то, что Он называл «обучением игре в преферанс». И хотя за все годы Он так ничему и не научился – зато стал для Нее неисчерпаемым источником доходов.

- Послушай, сколько раз тебе говорить: не надо сразу объявлять конечную игру! Торговлю всегда надо начинать с самой маленькой комбинации.
Он смешно фыркнул в ответ и заявил:
- Но ведь так быстрее!
Третий пасанул.
Она покачала головой и заказала семь бубен.
Он повысил ставку до восьми треф. Она объявила восемь бубен. Он покрутил носом, поерзал на стуле и решился на девять треф. Она пожала плечами.
- Играй.
Он взял прикуп – туз червей и король пик. Скинул карты. Подтвердил игру.
Третий вистовать отказался.
Она снова пожала плечами – у Нее на руках было как минимум три взятки.

***

Игра закончилась быстро. Она посчитала висты и умножила на пять.
- С тебя – четыреста тридцать семь с половиной.
Третий по странному совпадению всегда оставался в нулях.
Он достал кошелек.
- Ничего, что часть мелочью?
- Без разницы, – кивнула Она, принимая у Него долг.

***

Вечернее развлекательное ток-шоу было безжалостно прервано экстренным выпуском новостей. Диктор, слегка взъерошенная и от этого похожая на сердитого воробья, зачитала сводку:
- Полчаса назад по неустановленной причине разбился самолет Boeing 747, совершавший рейс по маршруту Москва-Новосибирск. Погибли все находившиеся на борту люди: четыреста тридцать семь человек, включая экипаж, в том числе шестеро детей и одна беременная женщина.

***

Бог перетасовал карты.
- А давай еще одну? По десять за вист, а?
Смерть равнодушно пожала плечами.
- Сдавай. Твоя очередь.
Третий, как всегда, промолчал.

© Angie Marion Maggie-May

[lonelywind]

сказочка

Люди выбросили в море пустую пластиковую бутылку. Безжалостно, со всего размаху!
Бутылка больно шлепнулась об воду и заплакала последней каплей сладкой колы. Капля растворилась в море и жизнь для бутылки потеряла всякий смысл.

А ведь совсем недавно, люди ее выбрали в магазине!
Её одну среди сотен тысяч других!
Она так гордо сверкала своей этикеткой на столе, охлажденная, вся в мелких капельках, так заманчиво переливающихся на ее глянцевых гладких и упругих боках.
Она красовалась, она была просто счастлива!!!
Ветер в лицо, брызги волн, синева горизонта!

Люди целовали ее, все ее любили, причмокивали от удовольствия.
Но бутылка со временем поняла, что размазаны ее капельки, заляпана ее этикетка и бока перестали быть упругими и гладкими. И под конец она вся поблекла, помялась от множества прикосновений грубых рук. Она поняла они пользуются ей! Им нужна не она! А то, что она может им дать!
Но они и не думали спрашивать, просто брали каждый сколько ему было надо, пока не опустошили ее до последней капли.
И выбросили.

НЕ НУЖНА!!
Бутылка бессмысленно качалась по волнам, ее уже не радовало ни море, ни солнце.
Иссушенная внутри и помятая снаружи, кому она теперь может понадобиться.
Ласковое и мудрое море пожалело бутылку и как то в один день выкинуло ее на берег.
Бутылка сначала даже не поняла, что произошло!
Но руки подняли ее, она почувствовала капли слез на себе. Те же руки осторожно открыли пробку и вложили в нее листок бумаги.
Ее опять поцеловали, но теперь не жадно, а с надеждой и аккуратно опять опустили в море.
Бутылка и сейчас плавает по волнам, но теперь ее жизнь наполнилась смыслом.
Кто то ждет, что ее откроют.
И она ждет что ее откроют.
Очень ждет. Ради этого одинокого и всеми забытого, как и она, человека.

© burka

[lonelywind]

Конец карьере?

Ох, чувствую, не бывать мне офицером. Да и на службе не удержаться. Посадить не посадят, но, как пить дать, переведут куда-то поглубже. А то и вовсе уволят. Не выполнил я свой профессиональный долг. Не выполнил…
Ох, да что говорить, если не жалею я ни о чем. И карьерные страсти меня не мучают.
В ту весну у нас маньяк объявился. Пять девчонок изнасилованными и убитыми нашли. Младшей пятнадцать, старшей восемнадцать…
Вся область на уши встала.
Нашли вскорости этого «маньяка». Почему в кавычках? Да потому, что маньяком оказались два студента, сынки богатеньких родителей. У одного папаня всеми игорными заведениями владел, у второго – рынками.
А у таких папаш и детишки на славу. Ославили…
Папаши попытались сходу дело замять. Не вышло. Больно много шуму-то было. Плюс доказательства убойные. Да и ребятки, в папах уверенные, такое несли…
В общем, до суда дело дошло.

Обвиняемые в клетке. И я рядом с автоматом. Охраняю…
Адвокаты у подонков самые лучшие. А еще и судьей Синявкина назначили. Его всегда назначают, когда высшая мера обвиняемым светит. Правда, порой, эта высшая мера оборачивается пятью-шестью годами. А пару раз и вовсе оправданием.
Вот так…
А подсудимые эти наглеют поминутно. Первой они девчушку пятнадцати лет погубили… Сидят, меж собой ее обсуждают. Мол, худенькая была… Родителям девочки укор кинули, мол, плохо ребенка кормили. Мать в истерике. Врача вызвали…
Но мне-то что? Стою в броннике своем с автоматом. Молча, разумеется. И не такое видывал. Душа, наверное, уже, как подметка.
Время такое. Озверели люди. Или взбесились. Как эти двое. Без насилия, свидетельствуют, кайфа никакого. А потом, что делать? Так что, не со зла убивали. По необходимости…
Нет! Я лучше про футбол думать стану.
Или про то, что пацан у меня, а не дочка. А ведь, как дочку хотел!
Наверное, и родители девочек так о них мечтали…
Нет! Нельзя мне! Нельзя!
А эти еще и на свидетелей покрикивают.
– Ты бы, дура, помолчала! Лет шесть нам дадут. Через три выйдем и тобой займемся!
А меня, как током.
Как шесть лет? Почему? За пять убийств?
Вопросы так и роятся! Но стою, невозмутимый до ужаса. Лучше не думать. И на людей в зале не смотреть.
И на этих выродков…
А ведь я их охраняю! Интересно, а что бы с ними сотворили, не стой я тут с калашом?
А ничего б не сотворили! Народ у нас какой-то… Неуважаемый, короче, народ!
А эти… подсудимые меня шкафом обзывают. Интересуются, какой я: посудный или для вещей?
Молчу…
День процесс идет, неделю, месяц… Вот уж и полгода прошло…
На эту пару я давно внимание обратил. Старуха и мужик. Бабка и отец одной из пострадавших. Сидят, как каменные. Глаза только сухие-сухие.
Подсудимые тоже их приметили.
– Ну, что, батя, - говорит один, - неужто убить нас, таких нехороших, не хочется?
– Хочется! – мужик отвечает.
А подсудимые ржут!
– Перехочется! Руки коротки! – это первый.
А второй:
– Смотри, какой амбал нас защищает! Ежели б он твою дочку защищал, мы б ее, так и быть, не тронули!
Тут даже судья не выдержал.
– Подсудимые! – говорит, - Делаю вам замечание!
Так и сказал!
– Делаю вам замечание!
Строгий, ох, строгий!
Прокурор выступил. Пожизненное требовал.
Потом адвокаты речь держали. Отпустить за недоказанностью просили…
А потом судья своих подельников, то есть, заседателей, совещаться повел.
Хотели мы этих двух из клетки увести. Так положено. Но судья сказал, что не стоит…
Действительно, минут через пятнадцать появился. Приговор оглашать. Видно он у судьи уже отпечатан был.
– Именем республики…
…………………………………………………………………………………………………..
И в конце: одному пять лет колонии, другому шесть!
Родители подонков ликуют!
Подонки эти ликуют!
– Девочки, подождите, - кричат, - скоро вернемся и вам уважение окажем!
Отцы матери пострадавших девушек в шоке. Судью проклинают. Он уже грозится кого-то за неуважение к суду привлечь…
Вижу боковым зрением, как старуха за пазуху полезла, что-то достала и мужику дает. Опа! Да это же пистолет!
Мне бы кинуться, предотвратить, так сказать..
А я стою…
Не вижу и все!
Хорошо тот мужик стрелял! С первого раза одному промеж глаз пулю засадил. Второй на колени.
– Пощади! – кричит.
Тот случай!
Уложил мужик и второго. И все за доли секунды.
Гляжу, а он уже и в судью целится.
– Тварь продажная! - шепчет.
Тут уж я кинулся, пистолет выбил, мужика к полу прижал. За этих двух ему много не отсыпят. А за судью могут и навек закрыть!
Держу я его, а сам на ухо шепчу:
– Молодец, мужик! Какой ты молодец!
Гляжу, а из под судьи лужа величиной в Черное море расползается.
Начальство с меня, конечно, три шкуры спустило.
– Разжалую! – орал наш полкан перед строем. – Уволю из рядов к такой-то матери!
А когда мы вдвоем остались, вдруг спросил:
– Предотвратить мог?
– Мог! – честно отвечаю.
– Ну, и орел! – полкан говорит.
Так что, наверное, так оно все и закончится…
Да, за был сказать, а судья-то наш слинял. По собственному желанию..

© albir

[lonelywind]

Ловушка Подсознания

1

Я плутал в задворках незнакомой мне улицы Шумилова порядка двадцати минут, прежде чем найти искомый дом. На всякий случай, закурив перед подъездом, я еще раз сверил номер дома и прочие ориентировки с теми, что мне продиктовали по телефону. Когда я удостоверился на сто процентов, что я там, где меня ждали, я выкинул окурок, не скурив и половину, и стал подниматься по лестнице, попутно ища в карманах клочок бумаги, на котором было записано имя человека, который к нам обратился.

Дверь мне открыл довольно полный лысеющий мужчина средних лет. Он лишь на миг остановил свой взгляд на уровне моих глаз и, схватив меня за руку, рывком втащил к себе в квартиру.
- Наконец-то вы пришли, - слегка заикаясь, проговорил он, запирая дверь, - я просто не знаю к кому еще можно обратиться. Я даже думал, что вы не придете, а вы пришли. Я так вам рад. Вы знаете, я уже волноваться начал…
- Николай Владимирович, - прочитав его имя с бумажки, которую я только что нашел в нагрудном кармане, деликатно перебил его я, - мне сейчас вкратце объяснили, что у вас за беда, но мне нужны подробности.
- Да-да, конечно, - он нервно закивал, - я вам сейчас все покажу. Вы разувайтесь, настраивайте свои приборы, сейчас я вам все покажу и расскажу.
Следуя вежливому предложению Николая Владимировича, я разулся и прошел в комнату. Достав из своего дипломата листок с сумбурным описанием проблемы заказчика, я стал прикидывать, сколько времени потребуется на выполнение сегодняшнего заказа.
- Я так понял, у вас с ванной что-то не так? – спросил я, не отводя глаз от листка.
- Да! – Отрезал хозяин квартиры, - все дело в ванной! Вы же занимаетесь всеми этими делами. Там проклятье наложено. Я уже не знал куда обращаться. Я так рад, что вы пришли. А вам разве не рассказали, что именно меня беспокоит?
- Почему же? - возразил я, - Рассказали, но, в любом случае, я должен выслушать вашу историю. Как все началось. Как все проявляется. Что вы сами думаете по этому поводу и так далее.
- Началось все внезапно! Ни с того ни с сего! Я же говорю, настоящее проклятье! Я раньше жил с женщиной. Она как-то пошла принять ванну и очень долго не выходила из нее. Я жутко разволновался. Я ломился и кричал, но ответа не было. Мне пришлось выломать дверь, чтобы попасть внутрь. Она лежала там без сознания. Она была вся в ожогах. Врачи сказали кома. На меня чуть дело не завели. Думали, я ее наркотиками накачал, а потом поджег! Да я эти наркотики и в глаза не видел ни разу! А обвинения в поджоге мне вообще вспоминать противно. Потом мастер – то же самое. Вызвал его починить смеситель и все, сперва захлебываться начал, сейчас в коме лежит! Еще соседка. Черт ее знает, зачем она полезла туда, но сейчас и она в больнице. Я сам боюсь туда заходить. Но я придумал способ. Я привязываю к ноге веревку, а другой ее конец оставляю в комнате. Только так я могу оттуда выбраться. Когда это все начинается.… Только так я могу отличить иллюзии от реальности. Эх, знал бы я об этом раньше, - он нахмурил брови и грустно посмотрел в никуда.
- Поподробнее об иллюзиях, - записав ключевые моменты рассказа Николая Владимировича, попросил его я.
- Ну а с чего все в кому-то впадают? – моментально оставив свои мысли, выпалил клиент, - А, я не сказал? Ну, так там когда долго в ванной находишься, как будто прямо в другой мир попадаешь! То нормально все, а то в один момент все изменяется. Я сам видел, но меня вовремя вытаскивали. Вот, было раз, что под водой оказался. Я не знаю, потоп, наверное, показывали мне. Я начал тонуть. И все, еще чуть-чуть и тело бы поверило в смерть, и не разговаривал бы я с вами! Женщине той, Зиночке моей, видимо, пожар показали, вот и обгорела. Мастер, наверное, тоже тонул.
- А как же вам удалось вырваться из лап смерти? – с некоторым сарказмом поинтересовался я
- Сам не знаю. Не помню. Я, кажется, не один дома был. Кто-то, кажется, позвал меня из комнаты. Так и очухался. Я не знаю, - он нервно потер щетину на подбородке, посмотрел в окно, но тут же перевел взгляд на меня и продолжил, - Может там штука какая живет. Может, ей хозяин квартиры нужен, чтобы дальше людей мучить. Поэтому и не забрала меня до сих пор. Я ничего не знаю. Знал бы, вас бы не вызывал.

Весь рассказ Николая Владимировича, казался мне какой-то несуразицей. Я не могу сказать, что за год работы в нашем НИИ я много чего повидал, за этот год я почти ничего не видел. Наверное, поэтому я всегда относился к подобным рассказам скептически. Зачастую, проблемы людей, которые обращались к нам за помощью, крылись в самих этих людях. Так и у сегодняшнего клиента было на лбу написано, что он не вменяем. Весь какой-то нервный и неопрятный. Наверняка принимает успокоительное и антидепрессанты, вот помешательство и пошло. Но работа есть работа, мне за нее платят. По сему, достав из дипломата анализатор экто-колебаний(а, может, и не так он назывался, никогда не помнил названия всех этих приборов), я зашел в ванную, чтобы установить его там для отслеживания любых изменений.
- Вы что меня не слушали? – завопил Николай Владимирович и рывком вытащил меня из ванной.
- В чем дело? Вы хотите, чтобы мы разобрались с вашей проблемой или нет?
- А вы хотите живым остаться или нет? – впервые он поднял на меня голос.
- Хорошо, - я понял, почему он возмутился, - давайте я веревку привяжу, но больше не мешайте мне работать, иначе мы с места не сдвинемся.
Он протянул мне веревку, которая все это время, как оказалось, уже была у него в руках и, виновато посмотрев на меня, произнес:
- Я, конечно, извиняюсь, но и вы меня поймите, мне совсем не хочется, чтобы скорая сегодня от меня еще одного человека увезла.
Ничего не ответив, я просто кивнул.

Обвязав веревку вокруг ноги, я зашел в эпицентр несчастий и установил прибор под раковиной. Бегло осмотрев всю ванную, я не нашел в ней ничего подозрительного или странного. Ванная как ванная. Раковина покрыта известью, с самой ванной слегка облетела эмаль, на полке слева стоят дешевые одеколоны, паста, щетка, бритва, на полу тазик, в углу ведро с грязным бельем, стены тоже обшарпаны, на батарее виднеется ржавчина, только смеситель выделяется на этом фоне своей новизной.
Я приступил к установке: прибор я поместил непосредственно под раковину, а его датчики на проводах я протянул к батарее, ванной, полкам напротив раковины и на дверной косяк. Выйдя, я снова обратился к хозяину квартиры:
- Скажите, от вас позвонить можно?
- Да-да, конечно, - он подал мне радио-трубку
- Понимаете, какая тут штука, нам со дня на день должны прибор новый завезти, мне нужно проверить, не появился ли он у нас сегодня.
- А вы без этого прибора мне помочь не сможете? - после этих слов, в глазах Николая Владимировича, как мне показалось, промелькнул страх.
- Конечно смогу! Что вы! Просто, с этим прибором весь процесс пойдет гораздо быстрее.
Поняв, что этими словами я его обнадежил, я набрал номер своего института.
- Алё, Леночка, привет, я сейчас у Суляева Николая, мне тут нужно узнать, заказ шестьсот три прибыл?

На самом деле я не ждал никакого прибора. Заказ шестьсот три – это кодовая фраза. Она означает, что сейчас Леночка посмотрит, где я нахожусь, найдет имя и фамилию клиента и проверит, не числился ли он в психиатрических клиниках, не лечился ли он от алкогольной или наркозависимости и так далее. Если она даст мне утвердительный ответ, то я соберу все свои вещи и, сказав, что наконец-то доставили то, что мы ждали, уеду в НИИ. Далее мы вызовем бригаду врачей, ну и все пойдет своим чередом. Некоторые считают, что это подло или даже не гуманно, я же говорю, что оно надежней, чем самим подставляться. А то кто его знает, может, тот, у кого я сейчас нахожусь, действительно, сам всех до комы доводит.
Сегодня я получил отрицательный ответ, значит, шансы, что с ванной Николая Владимировича на самом деле что-то не в порядке, увеличились.
- Нет, не привезли еще, - сказал я, повесив трубку.
- Вы точно справитесь? – дрожащей рукой он вытер платком испарину со лба и с надеждой посмотрел на меня.
- Смотря, что вы имеете ввиду под словом «справитесь». Я попытаюсь выявить источник ваших неприятностей. Если я смогу понять что это, то выводы будет сделать проще. Кстати, вы когда подпись свою на договоре ставили, вы прочли, что вы подписываете?
- Как вам сказать… Бегло…
- На всякий случай, я вам скажу, что в договоре есть такой пункт, который гласит, что вы даете свое согласие на выезд из квартиры в том случае, если это единственное решение проблемы.
- Не видел. А как же это… А куда мне… Хотя, черт с ним, я очень на вас рассчитываю и надеюсь, что до такого не дойдет. А если все-таки дойдет то, что будет с моей квартирой?
- Это уже нас не касается. Можете поменяться с кем-нибудь, можете продать, дело ваше. В редких случаях мы помогаем с переездом, но я за это не в ответе. В случае чего, свяжитесь с моим начальством. Я вас сейчас проинформировал потому, что на нас уже несколько раз в суд подавали, когда мы предлагали пострадавшим съехать. Думали, что мы аферисты какие-то. Поэтому теперь мы всех информируем заранее. Эх, сперва подпишут сами, а потом начинают претензии высказывать… - я ухмыльнулся, - Значит так, сегодня у нас на повестке дня следующее: два-три часа ждем показаний прибора, после проверяем взаимодействие помещения с различными предметами. Если за это время стрелка прибора не дрогнет, то будем проверять вытяжку, трубы, возможно, придется поговорить с вашими соседями.
- А зачем? – Николай Владимирович нервно улыбнулся, но быстро снова принял серьезное выражение лица.
- Что зачем? Зачем с соседями говорить?
- Да. И вытяжку зачем смотреть?
- Ну, я по инструкции обязан все проверить. Мало ли что. Хоть и маловероятно, но вдруг газ какой-нибудь к вам попадает, - я на мгновенье замолчал и добавил в сторону, - хотя, это маловероятно, тогда бы и во всей квартире все галлюцинации видели б. – я снова перевел взгляд на Николая Владимировича, - В любом случае, я должен все проверить.
- А соседи? Зачем к соседям-то ходить? – жалостливо спросил он, глядя в пол, положив ладонь себе на лоб.

Было ясно, что такой расклад его не устраивал. Насчет вытяжки, я еще понимаю. Наверняка опять за меня испугался. Но соседи… Ведь в его словах был не просто интерес, а какая-то досада, он явно был против того, чтобы я с ними говорил. Возможно, ему было, что скрывать или, попросту, соседи его психом считают, а ему стыдно. Или вообще у него паранойя какая-то.
- Я повторюсь: инструкция, - аккуратно начал я. Он же с самого начала, скажем так, не располагал к себе в моих глазах. Теперь же, я на полном серьезе был готов ожидать удара ножом в спину. Я прокашлялся, - Мне нужно будет поинтересоваться, не сталкивались ли ваши соседи с ситуациями близкими или аналогичными вашей.
- И вы это прямо сейчас собираетесь сделать? – он опять нервно улыбнулся
- Нет, ну я же говорю, нужно два-три часа подождать. Может, прибор покажет что-то интересное, - ко мне стало подбираться неприятное и непонятное чувство паники.
- А за это время, что вы собираетесь делать?
- Ну, я могу уехать обратно в офис, а позже вернуться к вам, а могу переждать и у вас, - сказал я отточенную фразу и тут же пожалел об этом. Нужно было сказать, что мне в офис надо. Но уже было поздно.
- Простите, но, к сожалению, я не могу вас оставить у себя на это время. Понимаете, - он нервно закашлял.
- Да ничего страшного, Николай Владимирович, - не дав ему договорить, сказал я, проходя в коридор, - не зачем передо мной оправдываться. Мне и самому в офис заскочить нужно было, - у меня сразу отлегло от сердца. И откуда эта паника на меня напала?
Без лишних церемоний, я ушел, сказав напоследок, что я позвоню из офиса перед выходом.

[lonelywind]

(продолжение)

2.

Выйдя на улицу, мне стало совсем спокойно, и я неспешно направился в сторону метро. Я шел и размышлял обо всем рассказанном мне клиентом. Нет, ну не может же быть в простой ванной какое-то логово зла. Конечно, не может! Это не обсуждается. А что же это тогда? Если, конечно, его рассказ, действительно правдив. Нужно как-то проверить его слова. Ну да ладно, это уже в офисе. Так, а что же с ванной-то? Может, и вправду у него там из вытяжки газ идет какой-то? Как же там этот газ-то называется галлюциногенный? Эх, не помню, это наши умники знают. А, может, вообще под ванной что-нибудь?
Черт! А как же веревка! Я совсем забыл про веревку! Вот это все осложняет. От этих химикатов всяких никакая веревка, конечно же, не спасет.

- Пропуск, - обратился ко мне наш охранник. Ну вот, и так ежедневно. То ли у него, действительно, что-то с памятью, то ли, в силу своего возраста он уже весь сварливостью оброс.
- Степаныч, я уже утром предъявлял, - мне просто не хотелось копаться в своем дипломате.
- Пропуск, - интонация его голоса и выражение лица остались неизменны.
Что же тут поделаешь? Пришлось покопаться.
И вот, миновав охрану, я поднялся на свой этаж.

- Ты? А чего ты так рано? – оторвавшись от компьютера, удивленно уставилась на меня Леночка. Та самая, которой я звонил немного раньше.
- Да ты знаешь, - я постарался выглядеть как можно более серьезным, - я так подумал – да пошло оно все! Ну вот и послал. И сейчас я мог бы послать и всех вас, но я этого не сделал. А это что-то значит. Ленусь, - я глубоко вздохнул и попытался сдержать смех, - выходи за меня, - закончил фразу на выдохе.
Леночка захихикала. Мы всегда подкалывали друг друга подобными фразами. То я ее на свидание приглашу, то она меня мужем назовет. Как-то прижилось уже. Добрая дружеская шутка такая, веселящая только нас с ней. Я уже и не помню, с чего это у нас так повелось.
- Нет, ну я серьезно, - с какой-то досадой сказала она.
- Да клиент отшил. Мне попозже надо будет к нему вернуться.
Леночка ничего не ответила. Только кивнула и снова уставилась в компьютер.

Я прошел в свой офис и сел за свой стол. Я плохо себе представлял, чем можно забить время на ближайшие два часа.
- Ну? – послышалось за спиной. Я обернулся. Это были наши умники. Не помню как точно их должность называется. Вроде бы аналитики. У них там своя картотека была, где хранились все отчеты обо всех заказах.

Умников у нас было трое. Один – типичный ботаник. Тощий и в очках. Второй почти ничем не отличался от первого. Разве что разговаривал мало. Почти весь его лексикон состоял из односложных фраз, которыми он либо поправлял своих коллег, либо применял их в качестве уточняющего вопроса.
Третий создавал некий контраст первым двум. Он, наоборот, был в теле и всегда, неизменно, с трехдневной щетиной. Поначалу, он к нам устроился, так как посчитал, что нашел место, где будут платить за ничего-не-деланье. Позже, как-то сам подтянулся. Или первые двое на него повлияли. Так или иначе, интерес к работе в нем пробудился. Кстати говоря, имя я помнил только его – Стас.

- Ну? – снова повторил Ботаник.
- Что ну? Историю позабористей хотите? Ну, тогда пошли в курилку.
Курилка у нас находилась между этажами и, поскольку, большинство сотрудников были некурящие, там я спокойно мог делиться своими наблюдениями с умниками.
- Ну и что ты сам думаешь по этому поводу, - дослушав мой рассказ, спросил Стас.
- А ничего не думаю. Только вот жду не дождусь показания приборов снять, - хоть я и оставил у Суляева только один прибор, почему-то сейчас я употребил это слово во множественном числе.
- Нет, так не бывает, - сказал Ботаник, - мысли у тебя должны быть. Тем более, раз ты так ждешь показаний, значит, тебе это интересно.
- Конечно, интересно. Мне интересно, вот когда приборы ничего не покажут, что же там тогда?
- Ты думаешь, что это газ ожоги вызвал у одного человека и чуть не утопил другого? – риторически поинтересовался Ботаник.
- Нет, так не бывает, - констатировал Молчун.
- Так или иначе, - сказал я, - случай этот пока что не объясним. Либо Владимирович что-то не договаривает, либо…
- Либо он говорит правду, - закончил за меня фразу Ботаник.
- Хорошо, делаем проще. Вы перерываете архив, находите там аналогичный случай, и говорите мне, как именно в прошлый раз устранили… хм… - на секунду я задумался, чтобы подобрать подходящее слово, - неудобство.
- Нету смысла, - задумчиво произнес Стас.
- Мы и так помним почти все случаи, - поддержал его Молчун.
- Если бы мы уже встречались с чем-то подобным, то твоя история нас бы так не заинтересовала, - закончил мысль Ботаник.
- Вот в такие моменты, парни, - я сделал последнюю затяжку и потушил окурок, - мне кажется, что у вас один мозг на троих, - они усмехнулись, - Ладно, пошли наверх.
Поднявшись, мы продолжили наш разговор.
- Ну, и? – сказал я, - Неужели у вас ничего подобного вообще не было?
- А помнишь эту, с Набережной? – обратился Стас к Ботанику.
- А-а-а, ну да. Хотя, по-моему, это не то. Впрочем, все равно. Короче, слушай, - Ботаник перевел взгляд на меня, - была у нас одна. Казалось ей, что в хлебнице у нее живет кто-то. Отчасти, она тоже зарекалась о средоточии зла. Говорила, что черный карлик оттуда по ночам выходит. Ну, наши направили к ней человека, человек всю кухню сперва протестировал. Потом и до хлебницы добрался, - Ботаник сделал многозначительную паузу.
- Ну так и что? – не выдержал я.
- А ничего, - тут же выпалил Ботаник, ожидавший подобного вопроса, - Абсолютно ни-че-го. Притом, несколько раз её проверяли. И на психологическое состояние и на наличие аномальщины. Этот случай так и не раскрыли.
- Не забудь упомянуть, что она потом пропала, - глядя куда-то в сторону сказал Молчун.
- Точно! Там у наших потом какая-то идея появилась, точно не знаю какая. Ну, так вот, они решили снова к этой наведаться. Приезжают – а её уже нету!
- Как это нету? – не понял я.
- А вот так! Просто нет и все. То ли съехала, то ли еще что. Одним словом, пропала.
- Мы тогда еще теорию выдвигали, что она не в своем уме была и чтобы убежать от своих страхов, решила сменить место проживания, - добавил Стас.
- Да, это, конечно, интересно, - сказал я, - но под мой случай не подходит. Ещё что было?
- А помните случай с Емельяновым? – По-прежнему глядя в сторону, сказал Молчун.
- Ты что?! – Вскрикнул Ботаник, - это вообще не то!
- Нет-нет, расскажи, - проявляя неподдельный интерес, обратился к нему я.
- Ну ладно, слушай. Обратился к нам как-то некий Емельянов. Ты тогда у нас еще не работал. Заявлял этот Емельянов, что иногда он попадает в прошлое. В свое собственное тело, только в период, когда он еще ребенок. Сперва наши игнорировали его. Потом, в доказательство своей правоты, этот самый Емельянов сказал, что он докажет, что он способен возвращаться в прошлое. Тогда же, прямо в нашем офисе он впал в какой-то транс, а потом на наших глазах у него на руке проявился небольшой шрам. Вот, Стас присутствовал при этом, - он перевел взгляд в сторону Стаса, на что Стас утвердительно кивнул. Ботаник продолжил, - Емельянов заявил, что шрам этот взялся не из ниоткуда, а, дескать, это он его сам себе поставил в прошлом. Тогда-то наши обратили на него более пристальное внимание. Закончилось все на том, что его способность перемещаться в собственное тело в прошлое, подтвердилась. Если не ошибаюсь, наши потом обучили его грамотно пользоваться этой способностью и рассказали ему обо всех мерах предосторожности. Сейчас он ведет вполне нормальный образ жизни.
- Интересно, - протянул я, - только эта история не имеет никакого отношения к моему клиенту.
- Я так и сказал с самого начала, - Ботаник хлопнул себя по ноге, - ты сам попросил рассказать.
- Ладно, - проигнорировав его негодование, сказал я, - еще мысли есть? Или вы иссякли?
- Хм, - задумчиво сказал Молчун, - Разве что Сложная…
- Какая еще сложная? – встрепенулся я.
- Фамилия такая – Сложная, - пояснил Ботаник.
- Нет, - отрезал Стас, - эта точно не подходит.
- А вдруг? – с надеждой произнес Молчун.
- Делаем так, - сказал Стас, глядя на меня, - осмотри кухню своего клиента, если заметишь что-нибудь необычное, сразу звони нам.
- А что может быть необычного в кухне? И что за Сложная-то? Что я должен искать, - взволнованно выпалил я.
- Обрати внимание на кухонный стол. Нет ли на нем странных надписей, - как будто не услышав первые два вопроса, отозвался Ботаник.
Я посчитал, что умники знают, о чем говорят и, поэтому, я не стал задавать лишних вопросов.

Умники ушли к себе, а я стал коротать время за компьютером. И если изначально я даже не подозревал чем себя занять, то после разговора с умниками время, как мне показалось, пролетело неимоверно быстро – пора было звонить клиенту.
Едва я набрал его номер, как ко мне подошел наш профессор.
- Роман, - обратился он ко мне, - пройдёмте в мой кабинет.
Я послушно встал и проследовал за ним.
Усевшись в кресло, он сказал:
- Что ж, рассказывайте.
- Что рассказывать? Рассказать сегодняшний заказ?
- Ну, можно и сегодняшний заказ, почему бы и нет, - он усмехнулся.
Меня всегда раздражала его манера общения. Вероятно, он чувствовал свою власть и, стараясь ее подчеркнуть, всегда обменивался с людьми скользкими уклончивыми фразами. Например, если ему нужно было определенное дело, он никогда не просил его напрямую. Он намекал на него. Когда же человек начинал понимать чего от него хотят и задавал наводящий вопрос профессору, то тот, в свою очередь, никогда не отвечал напрямую, а уклончиво выдавал что-то вроде: «Ну раз вы так считаете, то дело ваше».
Как мне показалось, сегодня он хотел услышать от меня подробности сегодняшнего вызова. Что я ему и поведал.
- Как раз, сейчас звонил клиенту, чтобы сказать ему, что я уже возвращаюсь, чтобы снять показания приборов, - подытожил я свое повествование.
- Забавно, - он произнес это так, как будто бы не уловил ни слова из моей истории, - а вы, Роман, что думаете?
Я начал колебаться. Ответить ему честно, что я ничего не думаю или выдвинуть бредовую теорию в стиле умников.
- Я пока ничего не думаю, - решился я, - честно говоря, сперва я бы хотел снять показания приборов, а потом уже строить теории.
- Что ж, Роман, я считаю, что вы мыслите правильно, - профессор пристально посмотрел в мои глаза. Наверное, он хотел увидеть в них смущение или даже стыд. Не скрою, что его фраза была мне лестна и я, действительно, несколько смутился.
- Ну так я пойду, Игнат Николаевич?
- Идите-идите, Роман, раз клиент ждет.

Я вышел из кабинета профессора и снова подошел к своему столу, чтобы позвонить клиенту. В глаза мне тут же бросилась какая-то непонятная картинка, которая была открыта на моем мониторе.
«Наверное, умники решили свои пять копеек вставить», - подумал я и набрал номер клиента. Сообщив ему о своем выезде, я распечатал открытый файл и отправился на Шумилова.
И если от него я возвращался на метро, то на обратный маршрут институт оплатил такси. Уже в такси, я решил взглянуть на распечатку.

«Дело №4726.
Контактное лицо: Сложная Екатерина Григорьевна, 1964 г.р., уроженка Новосибирска, с 1994 года проживает в Москве.
Информация по делу: Сложная Е.Г. обратилась к нам 7.02.2004г. С жалобами на необъяснимые звуки в квартире. Так же, по ее словам, на кухонном столе стали проявляться сами собой неизвестные ей письмена. Любые попытки отчистить стол от надписей заканчивались тщетно – на следующий день (а иногда и в тот же) надписи снова появлялись. Необъяснимые звуки (щелчки, скрипы, низкий гул, реже хрипы, кашель, стоны, смех), по словам Сложной Е.Г, неоднократно были записаны ею на диктофон, но, подобно письменам на столе, на следующий день записи оказывались пустыми.
Свидетели: Свидетелей нет как таковых. Соседи иногда слышали странные звуки, доносящиеся из квартиры Сложной Е.Г., однако, значения им не придали. Такие звуки, по их словам, она могла издавать и сама.
Дело передано в руки Шумилова С. Б. 12.02.2004г. (подпись)
Анализ: Визуальных и слуховых проявлений феномена не обнаружено. Так же, тетометр тоже ничего не зафиксировал»

На секунду я оторвался от чтения.
«Так вот как называлась эта штука, которую я у Суляева поставил!» - радостно подумал я и снова перевел взгляд на распечатку. Далее шло много лишней и не нужной мне информации, которую я бегло прочел по диагонали. Как я понял, искали аномалии в квартире Сложной долго, пока однажды ее саму не изолировали, предварительно очистив стол. На следующий день надписи не проявились – вот и разгадка всех странностей. Для верности, Сложной разрешили провести дома еще две ночи, предварительно установив на кухне скрытую камеру. Разумеется, надписи снова стали появляться. Просмотрели запись с камеры и увидели, как ночью Сложная неуверенной походкой (возможно, лунатизм) подходит к столу. В ее руке уже зажат простой карандаш. Она начинает трястись, потом замирает и быстро чертит на столе странные иероглифы. Несколько кадров с той съемки Шумилов прилагал к отчету.

Наконец, я дошел до главного – до фотографий тех самых надписей со стола.
Честно говоря, эти самые надписи не показались мне «неизвестными письменами», они, скорее, напоминали какую-то нелепую детскую мазню. Большая часть этой мазни выглядела так, как будто кто-то просто пытался расписать засохшую ручку. Иногда встречались ровные и, как будто бы написанные другим почерком, геометрические фигуры. В основном треугольники и квадраты. В глаза бросалось так же то, что у этих фигур, почти у каждой, где-то имелись не состыковки линий. Всегда в одном месте. И везде эти пробелы были настолько крупные, что становилось понятно, что так оно было задумано.
Я еще раз пробежал глазами по отчету. Особое внимание Шумилов обращал на то, что все вновь появляющиеся надписи оказывались абсолютно идентичны предшествующим. Это, пожалуй, было единственным поводом усомниться в безумии Сложной. Ведь, насколько мне известно, человек с серьезными психическими расстройствами не способен точь-в-точь воспроизводить то, что он пишет или рисует в моменты своих припадков. А, тем более, тут такие хитрые каракули.

Как мне показалось, больше в документе не было информации, которая могла бы мне пригодиться. Собственно, и то, что я только что прочитал не сильно проясняло картину. Ведь Суляев нигде не числился. Впрочем, всегда бывает первый раз.
Я убрал отчет в дипломат.

До его квартиры оставалось минут пять езды, пробегающие за окном такси дома и голые деревья мрачно нагнетали своей серостью. В ноябре темнеет раньше обычного, поэтому, подъезжая к подъезду клиента, я обратил внимание, что у Суляева уже горит свет в окне.
Я вышел из такси, рассчитался с водителем, и на секунду остановил взгляд на указателе возле дома Суляева.

«Улица Шумилова»
Я еще раз достал отчет. «Дело передано в руки Шумилова С. Б. 12.02.2004г.»
Мне подумалось, что это совпадение более чем странное, но времени на обдумывание этого совпадения у меня не было. Пора было подниматься на этаж к Суляеву.

[lonelywind]

(продолжение)

3.

Дверь он мне открыл, едва я успел коснуться звонка. Видимо, ждал меня в коридоре.
- И снова здравствуйте, Николай Владимирович, - обратился я к нему как-то по-дружески.
- Здравствуйте-здравствуйте, - торопливо пробубнил он, - скажите, а это нормально, что ваш прибор гудел минут двадцать назад?
- Что? – от удивления, я почти крикнул, - Гудел? И как долго он гудел?
- Минут пять гудел… Скажите, все совсем плохо? - голос его был настолько подавлен, что я подумал, что он может сейчас расплакаться.
Я ничего ему не ответил, лишь попытался быстро войти в ванную, но Николай Владимирович остановил меня, схватив за рукав.
- Веревка! – выкрикнул он, - Туда нельзя без веревки!

«Все совсем запущено, это уже какая-то мания на грани фанатизма», - подумал я, однако согласился снова привязать веревку к ноге.
Что же там гудеть-то могло? Там всего-то механический дисплей со стрелкой, да пару колесиков для более точной настройки. Звуков он вообще никаких издавать не может. Не нравится мне это.
И Суляев что-то совсем уже не стесняется на меня орать.
Я снял все провода, которые разместил в ванной днем, и, взяв в руки сам прибор, был крайне удивлен тем, что он был оплавлен по краям.

Я повертел тетометр в руках и обратился к Николаю Владимировичу:
- Вы уверены, что это именно прибор гудел?
- А что же еще, - заикался в этот раз он более явно, - нечему там так гудеть.
- На что был похож звук?
- Ну, как будто батарея гудит. Только не так громко.
- Так, может, батарея и гудела?
- Нет, - как-то задумчиво произнес он, - точно не батарея. Прибор ваш, точно.
- И вы попытались сделать так, чтобы он перестал гудеть, - я не спрашивал, я утверждал, демонстрируя Суляеву оплавленные края тетометра.
- Нет, ну что вы! – он достал из кармана носовой платок и вытер им испарину с лица, - я же хорошо понимаю, что вещь не моя и, скорее всего, дорогая, поэтому портить ее не надо. Так что показывает ваш прибор?
- Пока не могу сказать, - я открыл специальный маленький отсек на тетометре, вынул оттуда флеш-карту и, демонстрируя ее Николаю Владимировичу, добавил, - все вот тут. Обычно, мы привозим с собой еще и специальный компьютер, к нему подключаются провода от прибора, компьютер тут же считывает всю информацию и дает распечатку. Но так мы делаем в более запущенных случаях. Что у вас, я скажу вам завтра. Как только просмотрю все показания на флешке.
- А мой случай разве не запущен? Да у меня тут люди гибнут! Проверьте по своим базам, я вам сейчас фамилии скажу, сами убедитесь!
- Не нужно. Если кого и увозили от вас на скорой, то это уже дело прошлого. Нас интересует, что происходит, непосредственно, сейчас. А теперь, пока еще не слишком поздно, мне нужно наведаться к вашим соседям, как я и говорил. Я сейчас вернусь.
Николай Владимирович ничего мне не ответил, только поморщился. Я ждал, что он попытается мне помешать, но этого не произошло.
Едва я собрался выходить на лестничную клетку, как вспомнил про кухонный стол.
- Ах да! Чуть не забыл. Разрешите мне осмотреть вашу кухню?
- Зачем? С кухней у меня все в порядке.
- Все же, позвольте.

Николай Владимирович начал что-то бубнить в ответ, но я не стал его слушать, а просто направился на кухню. Не снимая ботинок. Нагло. А нечего было орать на меня и тетометр портить! Видимо, этот мой жест слегка шокировал Суляева потому, что он так и остался стоять в коридоре.
Стол на кухне я заметил сразу же. Еще бы такую махину не заметить! Он стоял слева и был аккуратно накрыт клеенчатой скатертью. На нем стояла небольшая настольная лампа и солонка.
Я провел по скатерти рукой и отчетливо почувствовал, что под ней имеется какая-то ребристость. Я приподнял один уголок скатерти и увидел два небольших выцарапанных незаконченных квадрата. Точь-в-точь таких же, какие рисовала Сложная.
Я отогнул кусок скатерти побольше, открывая почти половину стола. Так и есть! Весь стол был изрезан такими же каракулями, как и в случае со Сложной.

На меня нашло непонятное чувство. Чувство восторга и страха. Я был рад, что теперь дело закроют и мне не придется возвращаться сюда. Так же было приятно, наконец, лично узреть что-то из ряда вон выходящего. Приблизиться к непознанному так близко. Хотя, что аномального в том, что у человека с головой не в порядке? Но что означают эти иероглифы? К тому же, на его столе они были вырезаны ножом, а не нарисованы. И вырезаны были очень аккуратно. Как будто их вырезал человек, со знанием дела, да еще и по трафарету. Это же и пугало. Масла в огонь подливало еще и то, что мне итак было не по себе у Суляева, не казался он мне адекватным, а тут еще и прямое доказательство того, что он не в себе.

- Что вы делаете? – произнес Николай Владимирович и накрыл стол скатертью. Хоть он и сказал это спокойно и тихо, я все равно вздрогнул. Настолько сильно я ушел в собственные мысли. Настолько сильно меня захватили символы на столе.
- Что это у вас тут написано? – Собравшись, спросил я.
- Не знаю.
- Это вы изрезали стол?
- Нет.
- Откуда на нем эти надписи?
- Не могу сказать, - он продолжал говорить так же тихо и спокойно. Чувствовалось отчаяние. Как будто я увидел то, чего мне не стоило видеть. Как будто раскрылся какой-то его позорный секрет, и не было смысла продолжать его скрывать.
- Николай Владимирович, сейчас я поговорю с вашими соседями, после чего поеду домой. С вами мы встретимся завтра. Всего хорошего.
Я прошел в прихожую, взял дипломат и, бросив взгляд на ванную, мне показалось, что от нее повеяло каким-то холодом. Дверь была слегка приоткрыта и темнота из этого небольшого проема нагоняла на меня какое-то уныние. Я снова на миг впал в ступор. Меня на момент словно обволокла эта мрачная пустота. Но я быстро пришел в себя.
- Николай Владимирович, закройте за мной дверь, пожалуйста.
Суляев прошел в прихожую, пожал мне руку и, как только я вышел на лестничную клетку, щелкнул замком.

Когда я только подъезжал к его дому, на меня медленно, но верно, накатывалось неприятное чувство тревоги. Такое же, как и днем. А вот сейчас, перед уходом, глядя на подавленного Николая Владимировича, мне стало совершенно спокойно на душе. Вот от такого Суляева я точно не ждал ножа в спину. Не смотря ни на что.
Я осмотрелся на лестничной клетке.

По плану, сейчас я должен был зайти к соседям, что живут у него за стеной. Затем спуститься к тем, что живут под ним. Такие соседи расположены к клиенту ближе всех, а значит, если что-то и происходило у него дома, то они должны были об этом знать.
Обычно, я не говорю кто я и откуда. Я представляюсь кем угодно, но только не самим собой. Место моей мнимой работы, как правило, напрямую зависит от самого клиента и от его проблемы.

В этот раз, мне показалось идеальным представиться начинающим журналистом из местной газеты. К тому же, для нервной системы Суляева так было лучше. Мне показалось, что он не сильно обрадовался бы, если бы я сказал, что я новый участковый или того лучше, представился бы тем, кто я есть, а потом начал бы задавать странные вопросы о нем.
При первом разговоре с соседями, я, обычно, вообще ни кем не представлялся, а сразу начинал задавать вопросы. Благо, они почти всегда были довольно безобидными, и не вызывали особого подозрения. Иногда, окончив разговор, я уходил так и не представившись. В редких случаях у меня просили удостоверение личности. В такие моменты я быстро показывал свой пропуск из НИИ. Он был складной и с красной корочкой, в нем имелась моя фотография, присутствовала печать и подпись. На первый взгляд – настоящая ксива!
Все было гораздо хуже с более старыми жильцами. Их я не любил больше остальных. Во-первых, даже если я говорил кто я на самом деле, они все равно мне не верили. Говорили, что я все придумал, что такого НИИ не существует. А на что они рассчитывают? Что реклама нашего института будет развешана по всему городу? НИИ-то закрытый! Я уж не знаю как мы раньше пиарились, но на сегодняшний день выйти на нас можно строго через друзей и знакомых или через клиентов, которым мы уже помогли. Во-вторых, трюк с удостоверением не проходил. Они всегда просили дать им его в руки, уходили домой за очками, всячески пытались убедиться в том, что я не очередной «мошенник, который пришел грабить их квартиру». В конце концов, не найдя на пропуске ни должности, ни звания, ни чего-либо еще, они просто отказывались вести со мной какую бы то ни было беседу.

С соседом Суляева за стеной мне повезло: он оказался невысоким мужичком с хитрыми прищуренными глазами. По возрасту – примерный ровесник первого. Он не стал спрашивать у меня удостоверения, а сразу же принялся охотно отвечать на мои вопросы.
- Коля? Коля вот такой мужик, - он выставил вперед руку с поднятым вверх большим пальцем, - вот такой.
- Вы его хорошо знаете? – для пущей убедительности, я достал блокнот и стал делать вид, что я туда что-то записываю.
- Ну, общаемся иногда. Выпиваем по праздникам. А что он натворил-то?
- Ничего не натворил. Скажите, вы у него дома часто бываете?
- Бывал иногда, но чаще он ко мне в гости приходит, а почему вы у него сами не спросили? Он же вроде пока еще не спит.
- А я только что от него. Но одних его слов мало. К тому же, я только устроился, хочу, чтобы ничего не ускользнуло от глаз читателя. Поэтому и опрашиваю всех. В ванной у него бывали?
- Вроде бывал. Да кто ж не бывал? Если приспичит, то заходил. Странные у вас вопросы. А статья о чем будет?
- О ванной статья. Вы точно там бывали?
- Бывал-бывал. Что же это за статья такая?
- Сами увидите. Скажите, а Николай Владимирович не вел себя как-то странно, когда вы заходили к нему в ванную. Ну, к примеру, не просил сделать что-то необычное?
- Что же Коля такого необычного мог попросить? – он торопливо почесал щеку, посмотрел в сторону и тихо добавил, - А, может, и не бывал.
- Так вы заходили в ванную или нет?
- Да какая разница?
- Это важно. Я могу даже о вас написать в статье. Только вы мне помогите сейчас.
- Обо мне? Ого! – он потер подбородок с седой щетиной и задумчиво, но в то же время не менее хитро посмотрел наверх, - Нет. Вспомнил. Точно нет! Ага, он там ремонт делал, потом говорил, что сантехник что-то ему сломал. Я как раз хотел заглянуть туда, а он не пустил. Ну, мне все равно, мне-то тут два шага домой сбегать. Не знаю, чего он сантехника вызывал. У Коли у самого руки золотые!
- Спасибо, - сказал я и тут же направился вниз, - вы мне очень помогли.
- А обо мне-то напишите? – крикнул он мне вслед, - Имя вам мое сказать?
- Я у Николая Владимировича спрошу, - отозвался я.

Я замер на этаже ниже, вспомнив, что умники просили с ними связаться, в случае, если я обнаружу странные надписи на кухне у клиента.
Незамедлительно я набрал номер Ботаника.
- Алло, - послышался его голос, заглушаемый гулом и шипением.
- Здорова, я от Суляева звоню. Я сейчас у него на этаже ниже стою. У него на кухне, на столе, были такие же каракули, как и у Сложной! Что это значит? Что мне, вообще, делать-то?
- Что? Ничего не слышно. Я в метро. Я перезвоню. Или ты сам перезвони.
Едва он успел закончить фразу, как связь оборвалась.

Я еще немного повертел мобильный телефон в руках, после чего позвонил в дверь соседям, что жили сразу под квартирой Суляева.
В этот раз мне повезло меньше. Из-за двери послышался старческий голос:
- Кто там? Что нужно?
- Здравствуйте, - произнес я максимально дружелюбно, - я бы хотел спросить у вас насчет соседа сверху.
- Кто вы?
- Я из газеты. Журналист-практикант.
- Есть удостоверение?
Ну вот и все. Сразу уходить или попытать счастье?

Я решился на второе. Достав из дипломата свой пропуск, я поднес его к глазку. Мне на руку играл возраст человека за дверью и тусклое освещение в подъезде.
Спустя две-три минуты, за дверью послышалась возня. И, щелкнув двумя замками, дверь приоткрылась. Я заглянул в проем.
Не снимая дверь с цепи, на меня недоверчиво и грозно смотрела пожилая женщина необъятных размеров. Она прищурилась, чтобы лучше меня разглядеть, прокашлялась и сказала:
- Чего нужно?
- Вы знаете вашего соседа сверху? Николая Владимировича? – я старался говорить как можно более мягко.
- Не знаю я никого. А если бы и знала, что дальше? Из какой квартиры?
- Я же говорю, точно над вами. Расположение такое же, как и у вас.
- Этого? Этого видела. Как зовут, не знаю.
- Значит, у него дома вы не бывали?
- А что я у него забыла? Он с улицы натаскает всего, а потом шумит, двигает все. Зачем мне это нужно?
- Простите, а что он с улицы таскает?
- Найдет на помойке тумбочку какую-нибудь или стул…
- Или стол, - тихо добавил я. Я попытался не перебить ее, а быстро вставить слово в сложившуюся маленькую паузу.
- Да, - она одобрительно кивнула, - или стол. Все тащит к себе. А потом стучит чего-то, двигает, шумит. Не понравится что-то – тащит обратно. Надоел, сил нет никаких!
- А стол он обратно выносил от себя?
- Да откуда же мне знать? Я что, слежу за ним что ли? – раздраженно сказала она.
- Действительно, простите, не подумал. Но то, что он домой приносил стол, вы точно видели?
- Да, видела. Потом еще один приносил.
- Последний вопрос: вы не обратили внимания, какой-нибудь из этих столов, не был ли изрезан или, может быть, как-то исписан?
- Да, один весь резаный был. Я еще подумала, зачем же такое барахло домой тащить? А он тащит, кряхтит, тяжело ему. Брось, оставь, где лежало, зачем тебе мусор такой? Нет, надо все домой принести. А потом весь день стучать, шуметь.
- Валентина! Ну ты чего на Колю-то наговариваешь? – послышался голос сверху. Я сразу понял, что это был сосед Суляева, к которому я только что заходил.
- Это я наговариваю? А ты чего его покрываешь? Вы с ним вместе как напьетесь, так давай шуметь. А то ты сам не помогал ему мусор домой таскать? – раздраженно закричала женщина.
- Спасибо, до свидания, - сказал я, оставив двух соседей выяснять отношения наедине, и направился на выход.

Я спешно направился к метро. Такси до дома мне уже никто оплачивать не стал. Впрочем, меня это совершенно не тревожило. От Суляева до моего дома было даже ближе, чем от НИИ.
Спустившись в метро и сев в вагон, я снова достал распечатку и начал еще пристальнее рассматривать рисунки на столе Сложной. Я пытался сопоставить их с теми, что я увидел у Суляева. Снова и снова я находил сходства и различия. Но вскоре, я решил отложить распечатку до тех пор, пока Ботаник не объяснит мне, что к чему.
Несмотря на то, что мне не давали покоя эти письмена, в голове стала выстраиваться совершенно другая картина: Суляев боялся моего разговора с его соседями потому, что он стыдился своего «хобби» - приносить с помоек домой всякую нехитрую утварь. И если этот стол тоже родом с помойки, то сразу становится понятно, почему он не смог ответить ни на один мой вопрос и почему он так расстроился, когда я обнаружил эти письмена! Отсюда же его нервозность, неусидчивость, суета во взгляде. Он изначально волновался, что я что-то замечу, тем самым очень сильно его смутив. И под вечер все так и произошло: я поставил его в очень неловкое положение.
И что же теперь? Это становится стопроцентным подтверждением его вменяемости? Возможно.
И снова все упирается в ванную. Но про нее мне сейчас думать не хотелось.

От метро до моего дома идти пешком пять минут. Но в этот момент я очень спешил и добрался минуты за две.
Сняв ботинки и пальто, я кинул дипломат на диван. Сам сел в кресло, включил торшер и достал из кармана мобильный телефон. Нужно было обязательно сегодня связаться с Ботаником. Эта мысль не выходила из моей головы.
Несмотря на то, что я достаточно сильно устал за сегодняшний день, я должен был завершить все дела.
Я вытянул ноги вперед, потянулся, от чего у меня даже слегка закружилась голова, и принялся звонить Ботанику.

[lonelywind]

(продолжение)

4.

Прошло гудков двадцать, после чего звонок сбросился. Я набрал номер еще раз. Когда я услышал, наверное, десятый гудок, то глубоко вздохнул и в сердцах произнес:
- Ну что же ты трубку-то не берешь, Ботан?

Внезапно в прихожей послышалась возня и шелест пакетов. Звук был резкий и пронзительный. Я вздрогнул и замер на кресле с телефоном в руках. Шорох внезапно стих и тут я увидел бурую ладонь. Она громко шлепнула по паркету, вцепилась в него когтями и напряглась так, что выступили вены. Слабый свет торшера едва освещал руку, которая шла от ладони дальше. Рука была очень худой, почти что кость, обтянутая кожей. В то время как сама ладонь, была раза в полтора-два больше нормальной. Я увидел, что и сама рука очень напряглась. Рывок – рука сгибается в локте, и я вижу, как она подтаскивает тело.
Еще один характерный шлепок – вторая рука выбрасывается вперед и тоже совершает усилие. Тело становится ближе. Оно подползает ко мне с шорохом и скрежетом от мелких соринок на полу. Я заметил, что руки существа (а никак иначе то, что проявлялось передо мной, я назвать не могу) мало того, что очень худые и с большими ладонями, так еще и не пропорционально длинные. И вот тут, когда существо приблизилось ко мне на еще несколько сантиметров, я смог его разглядеть. Лицо его было таким же бурым как и все тело, кожа была сморщена, на голове были седые и растрепанные волосы, вокруг большого и, как мне показалось, беззубого рта разрасталась косматая борода. Нос у существа был большой, широкий и кривой с огромной черной родинкой у правой ноздри. Ноги существа были очень маленькие и толстые, и они безобразно волоклись за ним. По этой причине оно и передвигалось ползком. Вместо одежды на нем были какие-то лохмотья или серые тряпки. Вся его одежда была в пыли, соринках и прочем мелком мусоре.

А вот глаза… Глаза его горели такой нечеловеческой яростью, что эта ярость пробирала меня до мозга костей. Зрачки были черные как смола и полностью занимали все глазное яблоко. Голова существа мелко тряслась. То ли от ярости, то ли от напряжения.
Чувство ужаса, которое я испытал в этот момент, описать невозможно. Я вжался в кресло так сильно, как только мог. Мое лицо моментально покрыла испарина. Из-за холодного пота, выступившего на спине, рубашка прилипла к телу. Одной рукой я сжимал мобильный телефон, из которого не прекращали раздаваться гудки, а второй вцепился в подлокотник кресла. Я отчетливо чувствовал, как бьется мое сердце. Каждый удар мог стать последним. С каждым новым шлепком по паркету я вздрагивал, а сердце начинало биться еще быстрее. Я очень хотел отвести взгляд от существа или, хотя бы, зажмуриться, но не мог. Его яростный взгляд не отпускал меня. Закричать я тоже не мог. Меня всего как будто парализовало.
Существо подползало все ближе и ближе, меня всего уже трясло.

- Зачем ты меня звал? – прошипело существо.
Я ничего не смог ответить. Единственное, что я мог, так это искренне и всем сердцем желать, чтобы существо незамедлительно исчезло. Но этого не происходило.
Существо подползло ко мне вплотную, схватило меня одной огромной ладонью за ногу и стало забираться по моей ноге вверх.
С каждой секундой его ярость заползала мне в душу. С каждым мигом чернота его глаз становилась ближе.

- Зачем ты меня звал? – существо повторило свой вопрос еще громче, вложив в каждое слово столько ярости и презрения ко мне, сколько ни один человек не может.
Я не понимал, что существу от меня нужно, но, в любом случае, добра от него я не ждал.
Существо уже забралось ко мне на колени, как вдруг замерло. Наконец я нашел в себе силы отвести от него взгляд. Это единственное, что я мог сейчас сделать.
И едва я начал отводить взгляд в сторону, как существо крепко и очень неприятно схватило меня за голову. Оно с усилием стало поворачивать мою голову так, чтобы наш взгляд пересекся. Я чувствовал на себе шершавость его костлявых ладоней. Я уже не выдерживал. Я не знал, что сейчас произойдет.

Наконец, еще одно неимоверное усилие и у меня получилось зажмурить глаза. В этот момент, я почувствовал невероятное облегчение. Сердце продолжало колотиться так же быстро, но ритм его постепенно становился медленнее, приближаясь к норме.
Существо ничего не делало. Оно просто держало меня за голову и ждало. Ждало, пока я открою глаза, чтобы проникнуть через них в мою душу, чтобы образовать там пустоту. Чтобы выплеснуть на меня свою ярость.
В какой-то момент, у меня дернулась рука, от чего из нее выпал телефон. Забывшись, я машинально открыл глаза.

Я был полон сил и был готов закричать во все горло, но заметил, что существа уже нет. Мобильник валялся на полу и даже и не пытался дозвониться до Ботаника.
Это сон. Это был просто сон. А что же еще, если не сон? Я был так рад, что все это просто мне приснилось. Наверное, когда потягивался отключился. Как раз еще голова закружилась. Я вытер холодный пот со лба и тут же встал, чтобы включить большой свет.
Мягкий свет наполнил всю комнату и мне стало совсем спокойно.

Я прошел на кухню, поставил чайник, чтобы сделать себе кофе, немного отдышался после только что пережитого, закурил, и снова набрал номер Ботаника. На этот раз я дозвонился без проблем.

- Алло, - сказал Ботаник. В этот раз я слышал его отлично.
- Привет еще раз! Говорить можешь?
- Здорово, Ром. Могу. Рассказывай, как съездил. Я так понимаю, что у тебя что-то для меня есть?
- Есть! – я начал торопливо и возбужденно рассказывать Ботанику о том, что увидел сегодня у Суляева, - У моего клиента на кухне тоже стол весь в каракулях! И, представляешь, они такие же, как и у Сложной! Только у него они вырезаны! Что думаешь?
- Так-так-так, подожди, а откуда ты знаешь какие у Сложной были?
- Ну, вы же мне отчет на компе открыли, а я его распечатал, - сказал я зайдя в комнату и включив компьютер и добавил, - Весь вечер сегодня изучал.
- Так, стой. Во-первых, мы ничего у тебя на компьютере не оставляли. Даже если бы и захотели, то не смогли. Ты уже убегал, а дело Сложной нужно было б еще по всей картотеке искать. Ну это ладно, ознакомился, тем лучше. Во-вторых, плохо, что вырезаны. Не докажешь ничего против твоего клиента. А он еще и на ванную жалуется.
- А знаешь, что самое интересное? Стол не его! Он стол на помойке нашел. Уже с надписями.
- Это он тебе так сказал?
- Если бы! Это мне его наблюдательная соседка сообщила. Ты мне лучше скажи, что это значит? Почему я должен был сразу же с вами связаться?
- Вот поэтому и должен был. Сказали бы мы тебе, чтобы уходил оттуда.
- Слушай, а ты не темнишь? Что же вы мне это на работе-то сказать не могли?
- Да потому, - Ботаник запнулся, как будто попытался сдержать бранное слово, затем вздохнул и продолжил, - Потому, что эти дятлы ни с того ни с сего Сложную вспомнили, а она ни каким боком к твоему делу не относится. А тут еще и стол. И у тебя все совпало. Странное, в общем, совпадение. Ткнули пальцем в небо, а у тебя оно самое и оказалось.
- Еще одно странное совпадение хочешь? Знаешь, кто дело Сложной вел? Шумилов! А знаешь, как улица называется, где мой клиент живет? Не падай только – улица Шумилова!
- Ничего себе, - воскликнул Ботаник, - слушай, это уже не телефонный разговор, давай завтра на работе как встретимся, ты все подробнее расскажешь. У меня тут есть мысли по этому поводу, но мне нужно будет с нашими посоветоваться. Давай тогда, до завтра.
- Хорошо, пока.

Мне требовался эмоциональный выплеск, но я хорошо понимал, что, действительно, лучше будет обсудить все при личной встрече. Тем более, вопрос со странными надписями я решил. Хоть я сам мало что вынес для себя из этого разговора, тем не менее, ясность Ботаник внес.

Я выключил только что закипевший чайник, сделал кофе и прошел в комнату. Какое-то время я сидел на диване, вертя в руках оплавленный тетометр. «Вот тебе и взаимодействие помещения с различными предметами», - думал я.
А вдруг и, правда, он сам оплавился? А почему же тогда остальные детали быта в ванной Суляева целы и невредимы? Ванная отказалась принимать что-то новое?
Поток мыслей ни на минуту не прекращал роиться в моей голове. Сотни вопросов бесцеремонно ставили меня в тупик. На некоторые я находил ответы, которые, как мне казалось, в той или иной степени проливали свет на происходящее. Некоторые так и оставались нерешенными.

Сделав первый глоток кофе, я встал с дивана и подошел к компьютеру, предварительно вынув флэш-карту из тетометра.
В корневой папке флэшки лежал файл-отчет. Прочитать его могла только специальная программа, написанная и разработанная кем-то из отдела умников, которая, пропустив этот файл через себя, выводила его в качестве удобного графика. Разумеется, я располагал этой программой.

На графике отображались три линии. Зеленая, синяя и красная. Я опасался, что нужно будет детально все изучать, просматривать текстовое приложение с цифрами, но этого не потребовалось.
Красная линия подскочила вверх, едва я покинул дом Суляева. Это было хорошо видно, так как программа показывала все временные отрезки, на которых работал прибор.
Красная линия – это, так называемые тето-волны. Отсюда и название прибора. Эти волны открыл в свое время, ни кто иной, как тот самый профессор, на которого я работаю. Когда я только устроился, он мне подробно объяснял, что это за волны, и каким образом их улавливает тетометр. К сожалению, почти все его объяснение я забыл, взяв на заметку для себя только то, что если красная полоска на графике поднимается выше допустимого уровня – это плохо.
Только вот в этот раз полоска эта странная была. Обычно на графике отображались либо равномерные скачки, как удары сердца, либо плавный подъем вверх. У нас даже в кабинете висит небольшой плакат, на котором изображена «фиксация тето-волн». Сам-то я впервые сейчас такое увидел, до этого ориентировался только на этот плакат.
А тут вначале все ровно, потом резкий подъем (в то время как на плакате он изображен плавным и достигает своего пика примерно через пять-шесть минут), далее основной пик держится около часа, всего дважды опускаясь вниз меньше, чем на минуту. После этого резкий спуск, но не до конца, а на три-четыре деления. Далее, за полчаса до моего прихода снова все подскакивает на максимум. В течение семи минут скачки идут вниз, до самого нуля, держатся там не более десяти секунд и снова поднимаются вверх. Я так понял, что это время, когда плавился тетометр. К концу этих скачков опять резкий подъем вверх, не доходящий до двух последних делений. Затем время моего прихода – опять все падает на ноль.
Зеленая полоска стояла на нуле. Она отвечает за физические колебания. Значит, Суляев, действительно не трогал прибор. Впрочем, я уже итак в это поверил, но такое вот наглядное подтверждение было совсем не лишним.
Синяя тоже была внизу и практически сливалась с зеленой. Но она мне сейчас была совершенно ни к чему. Синей полосой отображались те же тето-волны, но только в том случае, если красная оказывалась не слишком явной и просмотреть все изменения было проблемно. Тогда тетомтер переключается в более чувствительный режим и производится повторное сканирование помещения.

Просмотрев текстовый документ с числовым отчетом показаний, я допил кофе, вынул флэшку из компьютера, сунул ее в карман и решил провести остаток вечера, расслабившись у телевизора. Все равно, странность этих показаний меня только удивляла и совсем не наводила на мысли по устранению этой странности.

Новый день наступил внезапно. Мне показалось, что спал я всего пару часов. Уж слишком трудно мне было встать и придти в себя.
После стандартного ежедневного утреннего рациона, я позвонил Суляеву и мы договорились о встрече. Затем я позвонил в НИИ, предупредил, что задержусь и выехал на Шумилова.
Подремав в метро и едва не проехав нужную станцию, я вновь зашел во дворы. Впрочем, на этот раз я сориентировался в них гораздо быстрее.

- Здравствуйте, Николай Владимирович, как ночь провели? Без приключений? – поинтересовался я, едва ступив на порог к клиенту.
- Здравствуйте, - потупив взгляд, сказал Суляев, - да, все нормально. Вы показания сняли? Что там у меня?
- Я буду с вами откровенен, я сам точно не знаю что у вас тут, но ничего хорошего прибор не выдал. Мне нужно будет вернуться в институт и сдать график на анализ. Возможно, даже лично я к вам уже больше не приеду. Возможно, институт направит к вам других людей.
Суляев с тревогой смотрел на меня, а я размышлял над тем, стоило ли ему вообще рассказывать о том, что все плохо? Так или иначе, он, все равно, узнал бы, что к чему, поэтому, думаю, ошибки в моих действиях не было.
- А зачем же вы ко мне приехали сейчас?
- Во-первых, я еще не закончил тестирование вашей ванной, а во-вторых, и это важно, мне нужно услышать от вас «Да» или «Нет». Ваш кухонный стол вы на улице нашли?
Суляев вздохнул, потер лоб и тихо произнес:
- Да.
- А вы не задумывались, что все начало происходить у вас именно из-за стола?
- Нет! Точно нет! Не может быть из-за стола. Все раньше стола началось.
- Все равно, вам разве не показалось странным, что на столе что-то написано. Вдруг этот стол алтарем каким-нибудь был у сатанистов, а вы его домой принесли.
- Я думал, это детишки игрались. Так-то стол хороший, вот я и подумал, что добру пропадать?
- Детишки?! – невольно вскрикнул я, - Вы считаете, что это детишки сделали?
- И что же теперь делать, - совсем расстроено произнес Суляев, - мне его выкинуть теперь надо?
- Пока ничего не делайте, я проконсультируюсь в институте по этому вопросу. Ладно, сейчас я проведу три теста на взаимодействие. На каждый тест уйдет около получаса. Мне нужны от вас два листка бумаги, ручка, иголка, ластик или пробка от вина, трехлитровая стеклянная банка и любой фрукт или овощ.

Пока я произносил эту фразу, Суляев на меня даже не смотрел, он смотрел куда-то в пустоту, видимо, переживая шок от сказанного мной про стол. Но, как только я договорил, он сразу приободрился, быстро кивнул и пошел в комнату. Я же остался в прихожей.
Вернувшись через минуту, он протянул мне все, что я просил.

Воткнув иголку в ластик, я оторвал от первого листка небольшой кусочек, согнул его дважды так, чтобы получился крест из сгибов, центром этого креста поместил листочек на кончик иголки, аккуратно поставил конструкцию на пол в ванной (не переступая через порог) и накрыл сверху трехлитровой банкой.

Видя немой вопрос на лице Суляева, я решил пояснить:
- Это маячок. Неужели вы такого не видели никогда? - Суляев отрицательно покачал головой, - В двух словах: если маячок качнется или начнет вращаться, то это будет явным доказательством того, что у вас тут что-то есть. Плюс ко всему нам будет проще устранить вашу проблему.
- А зачем устанавливать у меня какой-то мачок, если у вас приборы есть? К тому же, вы показания уже сняли.
- Вы правы, показания я снял, теперь мы точно знаем, что у вас тут что-то есть. Прибор зафиксировал концентрацию потусторонней энергии. А эти вот не хитрые дополнительные тесты помогут определить конкретный тип вашей проблемы. Понимаете, существуют три типа активности. Активность типа А, тест на который мы сейчас и проводим. Тип А – это самый распространенный тип аномальной активности. Говоря обычными словами, если тест окажется положительным, значит, очаг аномалии находится у вас в голове. Мы проведем некоторые тесты, непосредственно, с вами и устраним проблему. Активность типа Б – если тест на нее окажется положительным, значит в ванной у вас обитает что-то разумное, способное выходить на контакт. Таким образом, мы сможем узнать, что нужно нашему «невидимке» и, соответственно, устранить проблему. И активность типа В – самая опасная, временная. Если тест на нее окажется положительным, значит зона, в которой происходят аномалии, способна изменять ход течения времени. Вот тут уже могут начаться проблемы. На самом деле, активностей этих гораздо больше, а их подвидов еще больше, но эти три самые распространенные.
- А если эти тесты ничего не покажут? – как-то не доверительно произнес Суляев.
- В таком случае мы будем отталкиваться только от показаний прибора. Итак, сейчас пойдет самая нудная часть теста – 30 минут нужно внимательно следить за маячком. Как правило, если активность типа А присутствует в помещении, то маячок ее фиксирует уже на первой минуте. Но начальство настаивает на тридцати минутах потому, что иногда эта активность может, как бы, затаиться. Но суть не в этом, Николай Владимирович, вы не принесете мне стул или табуретку, не очень хочется тут на своих двоих стоять полчаса.
- Разумеется, - сказал Суляев и тут же подал мне стул.
- В общем-то, тест уже начался, вы можете заниматься своими делами, только в ванную желательно пока не заходить.
- Да я итак стараюсь в эту проклятую комнату как можно реже заходить! – воскликнул Суляев, но тут же спокойно добавил, - Тогда, с вашего позволения, я пойду в комнату, ознакомлюсь с новостями.
- Угу, - пробубнил я.

Суляев сидел в комнате и тихо, время от времени, шелестел страницами газеты, а я сидел в коридоре и наблюдал за маячком.
Сегодняшний Суляев снова показался мне каким-то не таким. Вчера днем он был нервный и боязливый, аккуратно переспрашивал, говорил достаточно вежливо. К вечеру он осмелел, несколько раз говорил со мной на повышенных тонах, потом, когда я обнаружил стол, совсем поник. Сейчас он вообще не пойми какой. «С вашего позволения», «детишки игрались». Как будто сменил манеру разговора. И что мы получаем? Может ли это быть психическим расстройством? Или расстройством личности? Или это я слишком подозрительный?

[lonelywind]

(продолжение)

- Маячок не дрогнул, - сказал я по истечении тридцати минут.
- Это хорошо, да? – аккуратно спросил Суляев.
- Это просто факт. Теперь нужно провести второй тест. Сейчас мне нужно положить ручку и бумагу в какое-нибудь укромное место в ванной. Можно и просто на пол, но в таком случае дверь нужно будет закрыть.
- Хорошо, кладите на пол. В коридоре вам больше сидеть не нужно?
- Нет, - сказал я и протянул Суляеву банку с маячком.
- А что теперь будет, - сказал Суляев, относя на кухню банку, - я так понимаю, сейчас вы будете ждать, что на бумаге что-то проявится?
- Совершенно верно, - сказал я, закрыв ванную с помещенным на пол листком и ручкой, - вполне возможно, что с нами выйдут на контакт.
- Неужели все так просто? – поинтересовался Суляев, жестом приглашая меня в комнату.
- Конечно, все просто. Видите ли, если у вас там обитает «невидимка», то он уже знает, что мы его зафиксировали. То есть, это как преступника ловить. Поначалу он все время скрывается, лишь иногда давая знать о своем существовании, а как только его ловят, он уже готов отвечать на вопросы, а иногда даже и сотрудничать. Ваш «невидимка», если, конечно, у вас там именно «невидимка», уже прекрасно осведомлен, что я его зафиксировал. И если у него есть возможность выйти на физический контакт, то он, непременно, воспользуется этой возможностью. Нам остается только ждать.

Я сел на диван, достал из дипломата бланк, который являл собой незаполненный отчет о деле и, чувствуя, что я вряд ли вернусь сюда еще, решил начать писать отчет уже сейчас.
Суляев не возражал, он сел за стол и снова уставился в газету.
Из ванной доносился приглушенный звук воды, бегущей по трубам. Я хорошо понимал, что это именно вода и ни что другое. Но почему-то перед глазами сама собой вырисовывалась картина, как ручка начинает подергиваться, затем плавно приподнимается, упираясь в листок пишущим концом стержня, и начинает медленно выводить слова. Я не задумывался о значении слов, я представлял именно сам процесс их написания без участия человека. И от этого становилось жутковато.

Написав большую часть отчета, я обратил внимание, что тридцать минут уже прошли.
- Ну что ж, - сказал я, убирая бланк в дипломат, - давайте проверим, что у нас там.
Я прошел в прихожую, Суляев заинтересованно пошел за мной. Крепко схватив ручку на двери ванной комнаты, я на секунду замер, снова прокручивая картину написания слов на бумаге невидимой рукой.
Однако, открыв дверь, я увидел, что листок и ручка лежат точно так, как я их и оставлял. И, разумеется, листок был абсолютно чист.
Ничего не говоря, я взял листок и ручку и на их место положил яблоко, которое мне дал Суляев.
- Теперь проверим ванную на наличие активности типа В и я должен буду вернуться в институт с отчетом, - сказал я, закрывая дверь ванной комнаты.
- Я извиняюсь, - тихо произнес Суляев и недоверчиво посмотрел на меня исподлобья, - что за активность В?
- Я же говорил – временная. Чтобы ее зафиксировать, нужна любая органика. Мы, обычно, используем любой фрукт или овощ. Если через полчаса яблоко испортиться, значит, у вас там происходит искажение времени. Я точно не знаю, как с этим бороться, но знаю, что мы располагаем средствами для борьбы с этим феноменом.
- Скажите, а до этого хотя бы один из ваших тестов оказывался положительным?
- Лично в моей практике вообще не доходило до применения этих тестов, но в наших архивах имеется достаточно отчетов, в которых говориться, что благодаря этим тестам была идентифицирована та или иная проблема. Иными словами, эти тесты проверены временем и многократно применялись на практике. Волноваться не стоит. Я, конечно, понимаю, что со стороны это смотрится как-то не нормально, но, поверьте мне, так надо.
- Хорошо, надеюсь, что так оно и есть. А после вас кто приедет?
- Я не могу точно вам сказать. Это решит начальство.
Суляев о чем-то сильно задумался, но говорить ничего не стал.

Активность типа В через тридцать минут зафиксирована не была. Пожелав удачи Суляеву и предупредив, что ему сегодня будут звонить из института, я отправился в НИИ.
Без лишней суматохи, я добрался до места работы. Предъявив пропуск суровому охраннику, я поднялся на свой этаж и направился за свой стол.

5.

- Ром, подожди, - окликнула меня Леночка, - ты куда так быстро?
- А в чем дело, красота моя ненаглядная? – спросил я, начиная привычное заигрывание.
- Тебе тут звонил, - она прервалась, и начала копаться среди многочисленных маленьких листочков на своем столе. Наконец, найдя нужный, она продолжила, - Вот, тебе звонил Суляев Николай Владимирович.
- Суляев? – я очень удивился, - что ему нужно-то? Я же только что от него! Ладно, хорошо, спасибо, я с ним свяжусь. Он ничего конкретного не передавал?
- Нет, но он как-то быстро очень говорил. Нервничал, наверное.
- Не беспокойся. Это он всегда такой.
- Ну так что? Значит, наше вечернее свидание в шикарном ресторане отменяется?
- Ни в коем случае

- Ни в коем случае! – воскликнул я и направился за свой стол.
К моему удивлению, за моим компьютером сидел какой-то человек. Кажется, до этого я видел его где-то в западном крыле. Однозначно, это был один из наших сотрудников. Только вот я его совершенно не знал.

- Я, конечно, извиняюсь, - иронично сказал я, обращаясь к незнакомцу, - но вы сидите за моим столом.
- Ой, прошу прощения, - отозвался он, - просто, с моим компьютером какие-то проблемы, его сейчас чинят, а мне срочно нужно кое-что найти. Мне Игнат Николаевич разрешил за этот стол сесть.
- Пусть сидит, пойдем пока поговорим, - послышался голос Ботаника.
Я обернулся и увидел умников, которые стояли у входа в курилку и жестом приглашали подойти.
- Ладно, сидите пока, - кинул я в сторону незнакомца и пошел в сторону курилки.

- Ну, рассказывай, что там со столом у твоего клиента, - сказал Ботаник, отмахиваясь от табачного дыма.
- Я дело Сложной вашей почитал, оно у меня и сейчас в дипломате есть, видел фотографии ее стола. Так вот у Суляева тоже самое на его столе. Только выцарапано.
- А ты где дело Сложной нашел? – спросил Стас
- На компе открыто было вчера, когда я от профессора вышел. Я думал, вы мне его в помощь подкинули. Но он, - я указал на Ботаника, - сказал, что не подкидывали.
- Нет, - сказал Молчун, - не подкидывали.
- Слушайте, а вы внимания не обратили вчера, может этот, который сейчас у меня за столом сидит, может, он отчет открыл? – Умники отрицательно покачали головами.
- А с ванной его там что? – спросил Ботаник, - что тетометр показал?
- А, тетометр, - тихо сказал я сквозь зубы, - тетометр оплавился, ребята. Правда, флешка не повредилась и показания я снял. И опять что-то непонятное, - я достал из кармана флешку и протянул ее Ботанику, - сами посмотрите. Так вы мне лучше про Сложную еще расскажите? Что это она постоянно рисовала-то?
- Неизвестно, - сказал Молчун.
- Ее в психушку поместили, - продолжил за него Ботаник, - она и там постоянно эти иероглифы рисовала. Странно еще было, что днем вменяемая адекватная женщина, а по ночам такая вот штуковина с ней нездоровая. Лечили-лечили ее, да так и не вылечили. Вены она себе вскрыла. Я уж не знаю, чем именно, нам не сообщалось. Знаю только, что прежде, чем умереть от потери крови, она старательно снова стала выводить собственной кровью эти самые символы на ковре.
- Печально, - задумчиво сказал я, - зачем же ее в психушку-то, если днем адекватная?
- А ты сам подумай, - сказал Стас, - сегодня она каракули рисует, а завтра вдруг за нож схватиться?
- Тоже верно, - протянул я. Почему-то мне стало жаль Сложную, - значит, так и не поняли, зачем она рисовала это?
- Нет, - сказал Ботаник, - так и не поняли. Она и сама не знала. В беспамятстве же рисовала-то. А вот теперь, раз ты говоришь, что у твоего клиента такие же каракули на столе, может быть, дело Сложной заново поднимут.
- Как тетометр оплавился? – внезапно спросил Молчун
- Клиент уверяет, что сам по себе. Еще говорит, что тетометр гудел сперва. Знаешь, я почему-то ему верю. Особенно, после того, как показания снял.
- Да уж, - сказал Стас, - все равно тебе теперь Игнату Николаевичу объяснительную писать.
- Ничего, напишем. Ладно, вы, давайте, посмотрите на показания, а я к себе.

Когда я поднялся в кабинет, незнакомца уже не было за моим столом.
Я сел за компьютер и увидел, что он открыл массу окон. Как и в интернете, так и по нашей базе данных. Я принялся все закрывать, приводя в порядок рабочий стол.
В какой-то момент, буквально, за секунду до закрытия очередного окна, я ясно успел разглядеть строчку: «Домовой, он же доможил, доброход, ботан, жировик, дедушка, хозяин».
Слово ботан моментально врезалось в мое подсознание.
Я тут же вспомнил свой сон. Эта ужасная картина снова встала перед глазами. Когда я говорю: «Ну что же ты трубку-то не берешь, Ботан», - и когда это ужасное существо шипит: «Зачем ты меня звал?»
Неужели, я видел домового? Такого мрачного и пугающего. Неужели, у меня дома настолько все запущено, что мой домовой превратился в этого ужасного монстра?
Меня передернуло. Какое-то время я ошарашено сидел за столом и упирался взглядом в пустую страницу браузера, прокручивая в голове сегодняшнее ночное происшествие.

Опомнившись, я решил по памяти ввести в поисковике эту строчку, которую я успел мельком поймать взглядом.
К моему удивлению, поисковик ничего не нашел. Абсолютно ничего. Не выдал ни единого результата.
Пришлось смириться с мыслью, что все это мне просто показалось.

Окончательно приведя в порядок рабочий стол после незнакомца, я решил позвонить Суляеву, чтобы узнать, зачем он пытался со мной связаться.
Трубку он взял моментально:
- Слушаю вас, - с тревогой в голосе сказал Суляев.
- Николай Владимирович, вас беспокоит Роман из института, я сегодня у вас был.
- Да! Приветствую! Я вам звонил! Вы только ушли от меня, в ванной опять загудело что-то. Я посчитал, что вам будет интересно. Когда ко мне люди приедут?
- Я сам только приехал, еще пока не говорил про вас с начальством. Гудело так же, как и вчера, когда прибор оплавился?
- Да! Даже громче! Раньше такого не было. Как будто рычание какое-то. Пожалуйста, поторопитесь.
- Сделаю все, что в моих силах, ждите звонка, - сказал я и повесил трубку.

Дело Суляева пробуждало во мне интерес с каждой минутой. С каждой новой, пусть и незначительной, информацией от меня отдалялся мой скептический настрой.
Но я был уверен, что я не узнаю, чем закончится дело. По крайней мере, не узнаю сразу. На момент, когда дело закроют, я буду находиться где-нибудь на окраине и тестировать очередную квартиру с «летающими книгами», общаться с сомнительными жителями этой квартиры и заполнять скучные отчеты.
Мне хотелось все бросить и поехать на Шумилова, заглянуть в эту ванную и услышать, наконец, лично это гудение. Но я хорошо понимал, что это не в моей компетенции. Как только я сдам отчет, профессор направит к Суляеву людей другой специализации.
И снова становилось как-то дискомфортно от того, что я не мог найти себе оправдания. Откуда во мне взялся такой энтузиазм? Нет, мне, действительно, в какой-то момент стало интересно, но не до такой степени. То непонятная паника, теперь это острое желание во всем разобраться.
Все же, быстро перечитав свой отчет, я решил не идти против правил.

Постучав в дверь профессора, и услышав его обычное «да-да», я прошел в главный кабинет НИИ и протянул Игнату Николаевичу отчет.
Профессор, не говоря лишних слов, взял бумаги и стал их изучать. Я же стоял рядом и ждал, пока он разрешит мне вернуться за свой стол. Это была обычная процедура. Поскольку работников моего профиля у нас не так уж и много, на стол профессора в день ложится не более пяти отчетов, которые он тут же читает в присутствии сотрудников. И если его все устраивает, отчет передается в следующие руки (если дело еще ведется) и так до тех пор, пока дело не закроют.
- Роман, а почему вы не внесли в свой отчет показания тетометра? – Дочитав, спросил профессор
- А я точно не знаю… то есть знаю… - замялся я, - нет, все-таки, не знаю. Не знаю что именно на тетометре.
- Вы меня удивляете, Роман. Вот, у вас тут написано, в графе «Анализ», цитирую: «Тетометром был зафиксирован». А дальше пробел. Если ничего, то так и пишите. А если что-то зафиксировали, то тут уже нужно показания записывать. Так что же вы там такое зафиксировали?
- Я флэшку на анализ отдал, Игнат Николаевич, - неуверенно начал я, - совсем скоро мне скажут, в чем дело, и тогда я впишу это в отчет.
- Хорошо, Роман, ждите результата, - профессор протянул мне отчет и добавил, - вписывайте результат в отчет и, если посчитаете нужным, вернитесь к клиенту для дополнительного тестирования.
Я вышел из кабинета профессора и сразу направился к умникам.

Дверь в их офис находилась сразу за моим столом, и так получалось, что я всегда сидел к ней спиной. По этой причине, я часто не замечал, когда они выходили от себя.
В этот раз их дверь была приоткрыта, и я сразу заметил, что все трое на месте. Подойдя к Ботанику, я спросил:
- Ну как, флэшку уже просмотрели?
- Да, - уверенно сказал Ботаник, - и, знаешь, видимо, тебе придется еще раз вернуться к своему клиенту. Впрочем, посмотри сейчас провода тетометра у основания, случайно, не оплавлены?
Я кивнул, быстро подошел к своему столу, вытащил из дипломата тетометр, осмотрел провода и, обнаружив, что провода, действительно были оплавлены, вернулся к умникам.
- Да, оплавлены провода, - обратился я к Ботанику.
- Ну вот и все, поврежден отчет. Фактически, тут произошла полная инверсия. Его надо рассматривать не как зашкал, а, наоборот, как отсутствие любой активности. Впрочем, кроме нескольких моментов, когда у тебя тут все на ноль падало – вот это как раз и была фиксация чего-то необычного. Но мы с этим позже разберемся, а ты давай, бери «магнит» и снова к своему Суляеву. Кстати говоря, что тебе Игнат за тетометр сделал?
- Я пока еще не говорил ему. Все, парни, спасибо за наводку, побежал я.

С чувством восторга и, почти заметной улыбкой на лице, я добежал до склада, быстро заполнил нужные бумаги, взял «магнит» и быстрым шагом направился к метро.
«Магнит» - это тоже один из наших немногочисленных приборов для более точной идентификации аномалий. Это такая небольшая черная пластмассовая коробочка, от которой идет провод, заканчивающийся железным штырем. На этой коробочке есть надпись О.К.О.Э., что расшифровывается, если я не ошибаюсь, как Определитель Концентрации Отрицательной Энергии, что, собственно, и является правильным названием прибора. Но это устройство мы всегда называли «магнитом». А все потому, что когда прибором фиксируется эта самая концентрация, его выходную ручку начинает притягивать в искомое место словно магнитом.
Я сразу понял, почему Ботаник предложил мне использовать «магнит». Все аномалии (во всяком случае, которые рассматривает наш НИИ) делятся на две основные категории – аномальные зоны и аномальные сущности.
Тетометр, конечно, больше заточен под аномальные зоны, а вот «магнит» как раз предназначен для выявления сущностей.
Значит, не выявленная тетометром общая аномалия ванной комнаты как зоны указывает на возможное присутствие аномальной сущности в помещении. В довесок идут два скачка на графике.
Немного смущало то, что тесты на три активности ничего не показали, впрочем, я сам не сильно им доверял.

На часах было без четверти час и вагон поезда, в который я зашел, оказался практически пустым.
Сев на свободное место, я положил дипломат себе на колени, достал из внутреннего кармана блокнот и ручку и, положив блокнот на дипломат, стал чертить небольшую схему.
В верхнем правом углу я написал «Сложная», сразу под этим «стол», заключил каждое слово в прямоугольник и по такому же принципу напротив Сложной вписал Суляева, а напротив стола ванную. Затем провел от Сложной стрелку вниз до стола, а от Суляева так же до ванной.
После этого я остановился и стал думать, возможно ли добавить сюда еще одну или несколько стрелок, указывающих на какую-либо связь.
Аккуратно и неуверенно я соединил стрелкой Суляева и стол. Но, быстро вспомнив, что Суляев не имеет никакого отношения к символам на его столе, я зарисовал эту стрелку.
Я решил, что стоит снова перечитать дело Сложной и, едва я попытался открыть дипломат, как, по своей неосторожности, я выронил ручку. Она покатилась по прямой линии, но быстро уперлась в чей-то ботинок. Пожилая рука подняла ручку и протянула ее мне.

[lonelywind]

(концовка)

- Спасибо, - сказал я, глядя не на человека, который протягивал мне ручку, а куда-то на его запястье. Поблагодарив его, у меня тут же промелькнула мысль, что это было бессмысленно, так как шум поезда полностью заглушил мои слова.

- Это вам спасибо, Роман, - произнес пожилой человек. Я удивился тому, насколько хорошо я его слышал. Помимо этого, его голос показался мне очень знакомым.
Я медленно поднял взгляд и увидел, что напротив меня сидит профессор.
- Большое вам спасибо, Роман, - спокойно продолжил он, видя мое замешательство и удивление, - спасибо за то, что не сказали мне про испорченный прибор. Спасибо вам за то, что не проинформировали меня о данной поездке. Спасибо, что не поделились со мной своими мыслями о возможной связи вашего дела с делом №4726.
- А меня еще в чем-то подозревал, - раздался голос справа. Я сразу же узнал голос Суляева. Повернув голову, я увидел, что он сидит рядом со мной. Суляев презрительно на меня посмотрел и продолжил, - на себя бы сначала посмотрел. Это тебе у меня страшно стало. Это ты паниковал, а не я. Это мне стоило тебя в чем-то подозревать, а не наоборот. Я вызываю человека из сомнительной организации, который еще говорит мне про какие-то пункты в договоре, намекая на то, что меня могут выселить, а потом еще этот человек смеет думать, что я слишком нервный?
- А зачем строить из себя кого-то, - услышал я слева, резко обернувшись, я тут же увидел соседку Суляева с нижнего этажа, - журналистом себя назвал зачем-то. А я старая больная женщина, вижу плохо и что, значит, теперь этим пользоваться можно?
- А он так всегда, - сказал человек, сидевший напротив меня, рядом с профессором. В нем я узнал нашего охранника, - лишний раз пропуск достать тяжело, а то, что мне совсем не легко таких, как ты останавливать каждый раз, не подумал?
- Конечно, не подумал, - услышал я голос Леночки, - ему бы все шутки шутить и на чувствах играть. А, может, я всегда ждала, что ты пригласишь меня куда-то? Может, мне надоела эта скучная обыденность в офисе! Конечно, ты про это не думал, ты думал только о себе. Ты же такой важный сотрудник, куда тебе до простых секретарш.
- Делаешь вид, что наш уровень знаний проверяешь, а сам не можешь признать, что ты просто ничего не знаешь, - снова раздался голос справа. Это из дальнего конца вагона, по направлению ко мне шли умники. Говорил Молчун, - ты чем-то интересуешься, деловито с чем-то соглашаешься, а сам без нас и шагу ступить не можешь. Ты считаешь, что у нас скучная работа, что мы офисные крысы, а ты такое важное звено института, весь в делах и разъездах. Ничего подобного, основная часть института держится на основе проделанной нами работы, а не станет тебя и других «важных» персон твоего отдела ни кто и не заметит. Ты же, элементарно, даже не знаешь, как нас зовут. Так, с чего же тогда, мы должны уделять тебе наше время?
- Почему же? Как меня зовут, он знает, - язвительно сказал Стас.

Умники засмеялись, а вместе с ними начал смеяться и весь вагон. Смех был очень громким и пугающим потому, что смех всей этой толпы звучал как одно целое. Каждый смешок они все издавали одновременно, слаженно и не отставая друг от друга ни на секунду.

У меня стала кружиться голова. Я не мог объективно оценить происходящее. Я закрывал на несколько секунд глаза и, открыв их, продолжал видеть эту странную и безумную картину. Тяжесть десятков взглядов невыносимо давила на меня, а я продолжал закрывать глаза и повторять себе, что это сон.

Мне становилось все хуже и хуже, а в голове непрерывно прокручивалось каждое слово, которое было сказано в мой адрес этими людьми. Было неприятно, стыдно, страшно…
Наконец смех стал стихать. Но стихал он как-то неестественно. Как будто кто-то просто убавлял громкость.

Когда он полностью пропал, я открыл глаза. Передо мной была темнота.
«Я ослеп? Я ослеп и оглох? Что вообще происходит?» - думал я.
Всем телом я испытывал непонятное ощущение, которое, определенно, мне не нравилось. Желудок сводило. Дышать было тяжело. Попытавшись пошевелить рукой, я понял, что у меня просто все затекло и, к тому же, я нахожусь в лежачем положении.

- Да все с тобой в порядке. Ну, почти в порядке, - раздался голос откуда-то сверху. Голос был довольно сильно похож на мой собственный. Разве что он был немного более басист и звучал несколько приглушенно.
- Что со мной? Где я? Почему я ничего не вижу? Кто ты? – Взволнованно произнес я.
- Ты, не падай только… Хотя как ты упадешь, ты же и так лежишь, ха! Короче говоря, ты в гробу. Под землей.
- Что? – Я испытал такой сильный шок, что едва не потерял сознание, - Как я оказался тут?
- Тихо-тихо. Дыши ровно, у тебя итак тут кислорода кот наплакал. Ха, представляешь котов, плачущих кислородом? Ха-ха!
- Ты еще шутишь? Ты кто такой? Как я тут оказался? Ты мне можешь помочь? – Собрав все силы, я все же овладел своей рукой и, попытавшись ее выпрямить, действительно уперся во что-то твердое. В то, что это была крышка гроба, мне верить не хотелось.
- Давай мы с тобой вместе вернемся в прошлое. Вот смотри, что мы видим? Ты заходишь в гости к Николаю Владимировичу Суляеву, так? Так. Что мы видим дальше? А дальше Николай Владимирович тебе говорит, сейчас процитирую, - послышался кашель, после чего тот голос, который слышал я, сменился голосом Суляева, - «Я привязываю к ноге веревку, а другой ее конец оставляю в комнате. Только так я могу оттуда выбраться. Когда это все начинается.… Только так я могу отличить иллюзии от реальности», - после этого он сделал небольшую паузу, снова прокашлялся и продолжил говорить тем голосом, каким он был изначально, - Вопрос на засыпку: что будет, если зайти в ванную Николая Владимировича не привязывая веревку к ноге? Не утруждай себя, я сам отвечу. Варианта тут три: ты обгоришь, ты захлебнешься, ты впадешь в кому. Надеюсь, ты из прошлого в наши дни еще не вернулся? Нет? Вот и хорошо, потому, что мы с тобой продолжаем следить за развитием событий. Что же ты делаешь дальше? Ты достаешь свой прибор и заходишь в ванную. Ха-ха! Достал прибор и в ванную, так и надо! Ха-ха! Ну, так вот, заходишь ты, как ни в чем не бывало, а сделать-то ты кое-что забыл! Веревочку-то не привязал! Несмотря на то, что не прошло и пяти минут после предостережения Николая Владимировича! Что дальше? Вот, сам мне скажи, давай, что дальше было, - голос смолк. Я понял, что он не шутит.
- Дальше я поехал обратно в офис, - почти шепотом сказал я.
- Ну, так не интересно. Поехал он в офис. Сперва тебя Николай Владимирович из ванной вытащил. Так? А вот и не так! Ты, как только зашел туда без веревочки-то, так сразу плашмя и упал. В кому ты впал моментально. А наш многоуважаемый Николай Владимирович что? А ничего, он хозяйственный мужик. Хозяйственный и трусливый. Испугался он скорую тебе вызывать. Подумал, что его вместе с тобой заберут. Тебя в больницу, а его в милицию. Пульс пощупал – не нашел. Правильно, а как он его найдет, если даже не знает, где щупать, ха-ха! Он же сам на токаря учился, а не на врача какого-нибудь. Так вот, а еще у Николая Владимировича есть друг один, который на кладбище работает. Вот он ночи дождался, приятель его приехал, тебя они вынесли, привезли на кладбище и, собственно, вот он ты. И, кстати, чуть не забыл, нет, я тебе помочь не могу.
- Не может быть, - произнес я, задыхаясь то ли от недостатка кислорода, то ли от только что полученной информации, - не может быть, - снова повторил я, - меня из института должны были искать. Сколько я тут уже? Сутки?
- Трое. Ты крепкий. Организм у тебя крепкий, то есть. Я думал, как раз сутки и протянешь. К тому же, совсем не ожидал, что в себя придешь. А из института тебя искали. Ну, как искали? Позвонили Николаю Владимировичу, спросили, когда ты от него ушел, а он в отказ! Сказал, что ты к нему вообще не приходил. А родни у тебя нет, друзей, как таковых, тоже, институт твой закрытый, бумаг подтверждающих, что ты там работаешь, тоже нет. Короче говоря, если и спохватятся, то хорошо, если через неделю. Забегая вперед, могу тебя заверить, что никто из дома Николая Владимировича не видел, как он с товарищем тебя ночью увозил и, тем более, как ты к нему днем заходил.
- Это тебя я видел в тот вечер?
- Что? Когда? А-а-а, - протянул голос, - я понял, про что ты. Нет, какого меня-то? Ты ботана и видел. Ну, как ботана? Ну, в голове твоей он родился, скажем так.
- Что за иероглифы были на столе Суляева и Сложной? Что они значат? – я чувствовал, что сознание медленно отключается. Говорить было все труднее.
- Да какие иероглифы? Упаси тебя… - голос запнулся, - эх… Пойми, не было никакой Сложной, никаких иероглифов, никаких показаний ты не снимал, никаких странных совпадений ты не замечал, никаких умников не существует. Нет, умники существуют, ха-ха. Это я опять шучу. Короче говоря, все реальным было до тех пор, пока ты в ванную не сунулся без веревки. С тех пор все события развивались исключительно в твоей голове. Сам разве не замечал, как мир вокруг тебя стал меняться? Не замечал, как время текло быстро, а когда тебе нужно было, то оно, буквально, замирало? Не обращал внимания, что в метро ты всегда ехал в вагоне с одними и теми же людьми? Как люди изменили стиль общения, как они отношение к тебе поменяли, как различные факторы стали тебе на руку играть, не заметил? Это все потому, что ты сам так хотел. Но ничего этого не было. Реальность была три дня назад и есть сейчас.
- А ванная? Что с ванной?
- Ну, ванная вполне реальна. Тебя, наверное, интересует, почему люди после ванной в такие вот плачевные ситуации попадают? А я скажу почему. Потому, что мозгов у людей нету. Николай Владимирович всех всегда предупреждал, чтобы без веревки туда ни-ни! А они все равно туда лезут и сами же потом и страдают. А кто виноват в том, что они страдают? Они и виноваты. А если интересно, почему это все происходит, помимо того, что мозгов у вас нет, то я отвечу – потому, что я так хочу. У меня таких «ванных» по одной только Москве штук двадцать. Назовем это «ловушкой на людей». Нет, лучше так: «Ловушкой на безмозглых людей», ха-ха. Конечно, попадаются они не регулярно, но время от времени такие вот, вроде тебя и попадаются. Я-то, вообще, обычно эти свои ловушки в заброшенных домах ставлю, а ванную комнату в жилом доме в качестве эксперимента выбрал. И, знаешь что? Она работает лучше всех остальных вместе взятых. А знаешь почему? Потому, что в заброшенных домах некому сказать тебе: «Не вздумай туда заходить». Да, ты хочешь узнать, а причем тут веревка? Да не причем. Просто нельзя же мне было хозяина квартиры сразу забирать, а он решил, что веревка его спасет, ну я и сделал ему такую вот защиту своеобразную веревочную. Думаю, пускай порадуется, ха-ха.
- Кто же ты такой? – прошептал я. Вместе с осознанием моей беспомощности в данной ситуации, на меня навалилось чувство глубочайшего отчаяния. Возможно, самый захватывающий и богатый на события день моей серой жизни, оказался плодом моего воображения. Да еще и понимание, что я почти ничего не успел сделать в этой жизни и вот он – конец, убивало всякие надежды. Хоть мне это и абсолютно ничем бы не помогло, но я хотел знать, с кем я говорю.
- Тихо-тихо ты, береги силы и кислород. Впрочем, силы тебе уже ни к чему.
- Кто ты? – снова прошептал я.
- Знаешь, если я тебе задам встречный вопрос, ты же сам на него толком ответить не сможешь. Человек ли я? Нет, не человек. Реален ли я? О, да, еще как реален. Видят ли меня окружающие? Сугубо, по моему желанию. Слышит ли меня сейчас кто-нибудь, кроме тебя? Нет, не слышит. Исчерпывающе?
- Ты так и не ответил, кто ты? – собравшись, спросил я уже в голос. Дыхание немного перехватило, перед глазами возникли желтые круги. Я начинал терять сознание.
Ответ не последовал. Но было ощущение, что тот, кто со мной говорил, находится где-то совсем рядом, пристально смотрит на меня и злорадно улыбается. Ждет, пока сознание меня покинет и в предвкушении потирает руки.
- Кто ты? – что есть мочи прокричал я.


«Кто ты?» - эхом разнеслось по кладбищу. Старенький сторож вздрогнул, налил себе сто грамм водки, выпил, поморщился, занюхал небольшим куском черного хлеба, поежился, встал и закрыл дверь плотнее.
Подобные крики он слышал почти еженощно, но, не смотря, ни на что, он никак не мог к этому привыкнуть.

Прибавив звук на старом радио, он снова поежился, боязливо посмотрел на дверь, затем перевел взгляд на окно и стал ждать рассвета.
К счастью для него, остаток ночи он провел без лишних волнений, и до самого утра больше ничто не нарушало гробовую тишину кладбища.

© Gveedy

[lonelywind]

Выходной

Поплавок нагло дремал, демонстрируя полную солидарность с уснувшим под мягким солнцем ветерком. Рыба, чуя опасность, обходила крючок стороной, предпочитая обшаривать скудные заросли речной травы подальше от берега. Тишина вокруг была непроницаемой, словно мир набили ленивой, дрожащей как призрачное желе, прозрачной ватой.

«Наверно, на червя можно было бы что-нибудь поймать. Не то, что на пустой крючок», - грустно подумала Смерть, неспешно и без всякого смысла подергивая удочку. Увы, ловля на червяка для нее была абсолютно невозможна. Любая живность, оказавшись в руке Смерти, вела себя так, как и должна была вести себя в руке смерти – умирала мгновенно и безропотно.

Смерть попыталась в очередной раз представить резкий нырок поплавка, упругое сопротивление попавшейся добычи, радость удавшейся рыбалки… Впрочем, рыба сама по себе была не интересна. Покой – вот что было по-настоящему важно. Редкие минуты покоя, безмятежности – это больше всего понравилось Смерти в единственном разумном, как ей казалось, изобретении человечества. Пожалуй, она и сама не смогла бы вспомнить, когда впервые удосужилась провести выходной у реки, - помнила лишь, что крючок был костяной, - но занятие это неожиданно понравилось, принеся настоящий отдых от постоянных хлопот.

Сегодня долго половить рыбку не удастся. До начала работы осталось чуть меньше часа из двух, доставшихся ей совершенно случайно. Видимо, сегодняшняя лень в природе способствовала перерыву в убийствах, несчастных случаях и прочих сверхурочных мероприятиях.

За спиной послышались шаги. Смерть быстро оглядела себя. Все в порядке, для всех она сейчас – обычная темноволосая девушка в белой футболке и джинсовых шортах с бахромой.

- Не помешаю? – послышался сзади негромкий, спокойный голос.

Смерть обернулась. Мужчина. Лет шестидесяти. «Шестьдесят четыре без малого» - тут же поправилась Смерть автоматически.

- Простите великодушно, барышня, но я всегда на этом месте ловлю, – улыбнулся подошедший. - Ничего, если сегодня мы вместе порыбачим?

- Пожалуйста. Мне все равно уходить скоро.

- Как улов? – поинтересовался мужчина, неспешно разматывая удочку.

- Не клюет, - коротко сказала Смерть.

- Не может быть! Здесь всегда хороший клев. Вы на что ловите?

- На хлеб, - ответила Смерть, вытаскивая из воды голый крючок. – Опять без толку съели! – притворно возмутилась она.

- Нет, девушка, на хлеб здесь ничего не поймаете. Только на червя! Никак иначе! Поверьте старому рыболову, - улыбнулся мужчина, демонстрируя банку с деликатесом, по его мнению, самым популярным в этой части реки.

- Я боюсь червей, - потупилась «девушка».

- Вот те раз! Одной на реке не боитесь, а червяка, стало быть, испугались?

Смерть сокрушенно пожала плечами.

- Ну, ничего, признаюсь без ложной скромности, я червей боюсь меньше, чем недовольства супруги. Хотите, я вам наживлю?

- Хочу, - невольно улыбнулась Смерть.

- Николай Григорьевич, - представился мужчина, выбирая червячка поаппетитнее. – Заслуженный пенсионер, - добавил он. – Потому «заслуженный», что пенсию свою заслужил честно. С четырнадцати лет трудовой стаж. Так-то вот!

- Настя, - почему-то назвала Смерть теплое человеческое имя.

- Вот, совсем другое дело! – довольно сказал заслуженный пенсионер, любуясь наживкой, возмущенно извивающейся на крючке. – Забрасывайте, Настенька!

«Настенька» взмахнула удилищем. Поплавок нырнул далеко от берега, радостно вынырнул и напряженно застыл, словно прислушиваясь к чему-то. Смерть тоже застыла в азартном ожидании. Неужели? Неужели это возможно?

Поплавок еще немного поторчал на поверхности, скучая, потом резко, без криков о помощи, ушел под воду.

- Подсекай! – не выдержал Николай Григорьевич.

Смерть дернула удочку вверх. Всем своим существом она почувствовала, как на другом конце бьется, отчаянно сопротивляясь, долгожданная добыча. Впервые человеческое словечко «кайф» наполнилось для нее смыслом. Вот это охота! Не то, что на работе – пришла, взглянула, забрала жизнь и ушла. Как это говорят: «пришел, увидел, получил»? Сопротивление – вот что возбуждает по-настоящему!

Николай Григорьевич суетился вокруг, скорострельно давая массу наверняка полезных, но не услышанных советов. В воде сверкнуло серебро, и окунь, граммов на триста, взлетел в воздух, вытащенный в чуждую среду суровой, беспощадной рукой.

- О-ох! – выдохнула Смерть, с горящими глазами рассматривая свою первую рыболовную удачу.

- Молодчина! Молодец, Настенька! – по-детски радовался пенсионер. – Я же говорил: на червя надо, на червя!

- Николай Григорьевич, а вы не поможете мне снять его с крючка? – спросила вдруг «Настенька», пряча глаза.

- Этого вы тоже боитесь?

- Да. Тоже боюсь.

- Странный вы рыболов, Настенька. Как же можно любить рыбалку, и при этом всего бояться?

- Так я в основном атмосферу рыбалки люблю. Покой. Тишину.

- Понимаю. Да, атмосфера на рыбалке особая, ни с чем не сравнимая. – С готовностью подтвердил Николай Григорьевич, снимая окуня с крючка. – Куда вам его? – спросил он, пытаясь отыскать взглядом какой-нибудь судок.

- А возьмите его себе. – Вдруг предложила его компаньонка, снова пряча глаза. – У меня на рыбу аллергия.

- Странный вы все-таки рыболов, - задумчиво произнес Николай Григорьевич. – Может, подарите кому?

- Вот вам и подарю, - улыбнулась Смерть. – А вы мне за это еще червячка подарите. Идет?

- Идет, - серьезно ответил заслуженный пенсионер, протягивая руку.

Смерть сделала шутливый реверанс, стараясь держаться подальше от протянутой руки.

Николай Григорьевич рассмеялся и взялся за наживку.

Клев и в самом деле оказался неплохим. Оба рыболова то и дело вытаскивали сопротивляющихся сверкающих рыбин на белый свет. Смерть дрожала от азарта, попутно слушая рыбачьи байки, которые умело рассказывал ей новый знакомый.

- А знаете, Настенька, о чем я всю жизнь мечтаю? – спросил он внезапно.

Смерть вопросительно подняла брови.

- Я мечтаю о том, чтобы поймать настоящую рыбину. Большую! – он широко развел руки в стороны, демонстрируя размеры «настоящей» рыбы. – Я ведь никуда из нашего города не уезжал ни разу. Да, да! Так как-то жизнь сложилась. Здесь родился после войны, здесь вырос, женился. Дети мои тоже здесь живут, - так бы хоть к ним в гости ездил… А так хочется поехать на Север и поймать семгу. Семгу, представляете? Настоящую семгу. У нас ведь крупнее щуки ничего не взять. Да и та мелкая, как и речка наша. Ну, может, и доведется еще семгу поймать-то? А? Как вы думаете?

- Конечно, доведется! – убежденно ответила Смерть и присмотрелась внимательнее к собеседнику… Яркий солнечный день потускнел в ее глазах. Прозрачная вода в реке потемнела. Жгучая горечь заполнила древнее существо. Похоже, не просто так выбрала она эту реку.

Никогда Николай Григорьевич не поймает семгу. Никогда, потому что жить ему осталось пять минут и сорок шесть секунд… сорок пять… сорок четыре… сорок три…

И ничего нельзя поделать. Сердце. Надорванное работой, проблемами сердце не оставило старику ни одного шанса. «Я ведь ничего не решаю, не в моей это власти, - обреченно подумала Смерть, - я всего лишь прихожу и забираю жизнь – самое ценное в мире – чтобы не потерялась, чтобы возродилась когда-нибудь снова».

- Вот и я думаю, что доведется еще и семгу поймать, - сказал Николай Григорьевич, забрасывая удочку.

Со стороны создавалось впечатление, будто он попал крючком прямо в жадный рыбий рот – поплавок сразу ушел под воду. Николай Григорьевич подсек, потянул на себя.

И тут Смерть хитро улыбнулась и напряглась, сосредоточенно сощурив глаза и сжав губы.

Удочка перегнулась. Леска заходила из стороны в сторону. Николай Григорьевич едва не упал, с видимым усилием удерживая удилище в руках.

- Ох, Настенька, что же это? – с недоумением бормотал он, растеряно оглядываясь. – Что же это такое?

- Тащите, Николай Григорьевич, тащите! – отвечала та.

Леска, вихляясь, как пьяный по дороге в вытрезвитель, приближалась к берегу. В прозрачной воде блеснул немалый чешуйчатый бок. Река напряглась в последнем усилии и, не выдержав, отпустила свое. Огромная рыбина взлетела в воздух и, тяжело шлепнувшись к ногам рыболова, забилась на песке.

Николай Григорьевич смотрел на нее, открыв рот, и изумление на его лице медленно сменялось тихой, какой-то детской радостью.

- Это же семга… - счастливо выдохнул он. – Это же…

Три секунды… две… одна.

Так же, как и стоял, со счастливой улыбкой на губах, Николай Григорьевич схватился за сердце и медленно сполз на песок, рядом со своей последней и такой неожиданной добычей.

Смерть грустно смотрела на распростертое тело, на опрокинувшуюся банку с наживкой, на сорвавшуюся с крючка и неуклонно прыгающую к воде, трепыхаясь, маленькую плотвичку.

«Наверное, это и есть последний подарок смерти, - подумала она, - маленькое делать большим, большое – огромным». После чего исчезла, оставив на песке умершего человека, с умершей, но исполненной мечтой.


© 7_korov

[lonelywind]

Крик

Он боится закрытых пространств и всегда был таким, с самого рождения. Родившись на исходе осени, он заставил маму с бабушкой проводить отнюдь не теплые зимние ночи на улице, катая его в колясочке вокруг дома. Просто чтобы домашние могли спокойно выспаться и бежать утром по своим делам, и обеспечить успехами от этих дел, крохотного больного человечка, заставившего близких своим недугом подчиниться себе.

Свое возмущение он высказывает до сих пор единственным доступным ему способом. Криком. Нет, он умеет говорить, и не отказывает в общении, если пытаешься поговорить с ним на улице. Но как только он заходит в подъезд, сразу начинает кричать и вырываться. Кажется, что он кричит всегда.

Когда я встречаю в подъезде кричащего упирающегося мальчишку, он замолкает, ему запрещают кричать на людях. В глазах злость, боль, ненависть и крик. В эти моменты он не отвечает на вопросы, просто смотрит черными, круглыми глазами и кричит. Кричит глазами. От страха. И, кажется, этого нельзя исправить. И почему-то становится больно.

Мама и бабушка в эти моменты стыдливо прячут глаза. Они его любят, хотя он и измучил их. Стесняются его перед соседями. И благодарят взглядом за понимание. Я привыкла общаться с этой семьей глазами, иногда слова это лишнее.

По возможности стараюсь что-то ему подарить или угостить яблоком, конфетой, неважно чем. Просто зову с собой и что-нибудь ему обещаю. Наши двери находятся напротив. Он идет следом, иногда дает мне свою руку и всю дорогу кричит глазами, но идет. Молча. Берет подарок или угощение и спокойно уходит к себе.

Этого купленного спокойствия хватает на несколько часов, а потом он снова рвётся из стен на улицу. И кричит. Он ни в чем не виноват, так же как и его родители, которые давно вместе и это их третий ребенок, долгожданный мальчишечка, рожденный вместо погибшей много лет назад девочки.

Девочка приняла на себя удар первой, в тот момент, когда ее вместе с мамой и младшей сестрой сбила машина. Я не знаю, кто там был за рулем. Я не знаю, кричали ли они в тот момент. Я просто знаю, что это страшно. И боюсь примерять на себя эту ситуацию.

И уже много лет живу с этим криком, кажется, я нему даже привыкла. Переживаю, в те моменты, когда долго слушаю тишину, мне кажется, что-то случилось с мальчишечкой. И ничего не могу изменить. Просто принимаю как есть маленького человечка, который боится закрытых пространств.

Иногда при встрече опускаюсь перед ним на колени и прижимаюсь лбом к его лбу, смотрю в смоляные глазенки, чувствую колотящееся сердечко. Ощущаю, как успокаивается и перестает кричать глазами. После этого сильно болит голова, каждый раз обещаю себе, что это не мое дело, и я больше не буду делить чужую боль. Почему-то не получается сдержать слово. Три дня весь подъезд спит спокойно.

В эти дни мама и бабушка смотрят на меня с благодарностью, мальчишечка важно здоровается и смотрит уверенно. А в моей голове все эти дни живет крик, постепенно он становится тише, отдаленнее и снова перемещается в подъезд. А я с ужасом жду встречи, когда по глазам мальчишечки пойму, что откупиться не удастся и мне снова придется прижаться к его лбу и забрать себе. Крик.

©МариХуанна