В первую свою командировку я поехал в Донецк. Было это в далеком 1983-ем году. Командировка затянулась дольше, чем ожидалось, так что выходные мне пришлось провести среди терриконов и заводских дымов.
В воскресенье утром, чтобы скоротать время, отправился я на книжный рынок. Рынок этот, разумеется, был властями запрещен, но тем не менее найти его не составило ни малейшего труда. Мне подсказали остановку троллейбуса, а оттуда я просто пошел в лесопосадку вслед за группой людей с тяжелыми сумками и портфелями. На полянке среди чахлых деревьев прямо на земле были разложены книги, никогда не виданные на магазинных прилавках. Озабоченные книголюбы покупали и продавали их по ценам, сравнимым с моей недельной зарплатой. Людьми они оказались доброжелательными и приятными, большими любителями поговорить о книгах и обо всем. Атмосферу расслабленности и отдыха омрачало только ожидание милиции, которая, как говорили, давно не появлялась и могла нагрянуть с облавой в любую секунду.
Мое внимание привлек один из продавцов. Вид этого молодого человека являл печальное зрелище, как сказал бы автор девятнадцатого века. Он тянул ногу, туловище его было слегка перекошено, как впрочем, и лицо. Все его тело сотрясала непрерывная дрожь, препятствующая нормальной координации движений. Когда говорил, слегка заикался, гнусавил и сильно растягивал гласные. Тем не менее глаза его были умными и живыми, книгами он торговал хорошими, и книг этих было, ну, очень много. Среди местной публики пользовался несомненным авторитетом. Все называли его Колей. Цены у Коли были такими же непрямыми, как он сам. Например, на вопрос, сколько стоит «Жизнь двенадцати цезарей», отвечал:
- П-по д-два-а с п-полти-и-иной за-а це-еза-аря...
А «Двадцать три ступеньки вниз» отдавал:
- П-по ру-ублю за-а с-сту-упеньку-у. П-по-осле-едняя б-бе-еспла-атно...
Колоритная личность, одним словом.
Никакие покупки в этом месте в мои планы не входили: не по карману. Однако сделав несколько кругов, стал задумываться не купить ли мне «Три мушкетера» для младшего брата моей девушки, пятиклассника. Брат должен был оценить книгу, девушка - меня. Приценился у одного, другого, третьего. Все просят одни и те же двадцать пять рублей и не уступают. Дошел до Коли. Спрашиваю:
- Сколько «Три мушкетера»?
- П-по ш-ше-есть за-а к-ка-аждого-о-о....
Ну, думаю, повезло. Быстро лезу в карман, достаю две розовые десятки, протягиваю Коле. Коля с нескрываемым пренебрежением отводит мою руку:
- Ты Д-дА-а-артаньяна-а за-абыл. Д-дА-а-артаньян идет за-а с-се-емь.
Д-дА-а-артаньяна-а д-де-еше-евле не-е отда-ам: г-га-аско-оне-ец.
Я задумался. Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся - это был один из продавцов «Трех мушкетеров».
- Забирай за двадцать четыре, - сказал он.
Я задумался снова. А в это время на противоположной стороне поляны появились Дон Кихот и Санчо Панса, одетые в милицейскую форму. Санчо Панса зычным голосом крикнул:
- Всем оставаться на местах!
Дон Кихот оглушительно засвистел в свисток... Никогда в жизни я не видел, чтобы выполнение приказа было этому приказу строго противоположно. В течении двух секунд на поляне остались только брошенные книги, человек пять таких же как я, незнакомых с правилами игры, и разумеется, Коля. Остальные разбежались во все стороны.
Милиционеры подобрали пустую сумку и двинулись с ней по кругу, выбирая из кучек брошенных книг по одной или две и бросая их в сумку. Как мне показалось, брали они книги совершенно наугад. Дошли до нас с Колей. Мой иногородний паспорт и отсутствие книг вроде убедили их оставить меня в покое. Коля дал им какой-то листок бумаги. Я заглянул через плечо Санчо Панса и прочитал примерно следующее:
На бланке городского психоневрологического диспансера.
С П Р А В К А
Настоящая справка выдана больному Фамилия, Николаю Отчество. Больной является инвалидом с детства. Помимо основного корпуса заболеваний страдает маниакально-депрессивным психозом с шизофренической компонентой. Больной воображает себя крупным книжным спекулянтом и пытается продавать книги в неустановленных местах. Книги, находящиеся в распоряжении больного, доступны в розничной продаже и никакой ценности не имеют. Больной социально безвреден.
Справка выдана для предъявления представителям компетентных органов.
Заместитель Главного врача
Подпись
Печать
Милиционеры посмотрели на Колю с некоторым испугом, вернули ему справку, завершили круг и с полной сумкой ушли в посадку, по-видимому, к поджидавшей машине.
- Коля, - спросил я, - где ты взял эту справку? Я тоже хочу такую.
Коля хитро посмотрел на меня:
- Е-есть ту-ут оди-ин м-му-ужи-ик, п-пси-ихиа-атр. Я ему-у в-все-е за-а
п-по-ол це-ены отдаю-ю... Л-ла-адно, д-да-авай т-твою-ю д-два-адца-атку.
Все р-ра-авно с-се-его-одня б-ба-аза-ара не-е б-бу-удет. Т-то-олько-о
м-мо-олчок.
Я взял «Мушкетеров» и двинулся к остановке. Среди деревьев мелькали осторожные фигуры книголюбов. Самые решительные уже приближались к поляне.
Вчера зашел в "Рамстор", решил взять корейского салатика, впереди женщина стоит. Взяла всего помаленьку, и продавцу комплименты отпускает, мол вкусное все у вас, только уж больно перченое, мол, аж в пот бросает, но я, говорит, гурманка …. Ну, я после этих слов хмыкнул презрительно, она на меня косо посмотрела. А я промолчал. Ну, не буду же я ей рассказывать, что родился и вырос на Дальнем Востоке. А вот вам расскажу.
- То, что продают здесь, на западе, под видом корейских салатов, это мягко говоря - фуфло. Для истинного корейского салата нужен перец настоящий. Не тот, который выращивают выходцы со средней Азии, а тот, что доступен настоящим профессионалам. Выращенный не на "коровяке", а на курином помете, а еще лучше, на утином. В котором присутствует какая-то там кислота, которая этому перцу жгучесть и придает (это, между прочим, страшная корейская тайна, за которую с меня их мафия может и голову снять). Ну, так вот. Дальневосточные корейцы признают только такой перец, и в своих блюдах оного не жалеют. Я-то с ними бок о бок лет тридцать прожил, опыт имеется. Теперь история.
Учился я тогда в Хабаровске, в лесотехническом. Жил в общаге, со мной в комнате два корейца, тоже с Сахалина. Родственники им из дома постоянно слали посылки. И в посылках естественно не шоколад с печеньем, а чим-чи, пророщенная соя, папоротник, морская капуста. Все уже посолено и поперчено. Не смотря на то, что студент жрать хочет почти постоянно, я к ним за стол садился не чаще раза в неделю. Ну, не выдерживал я более частых нагрузок, хотя они ребята гостеприимные, всегда предлагали.
В тот день пришел ко мне друган, а родом он с Магадана, корейцев видел, но редко. Но жрать хочет не меньше чем остальные. Посидели, обсудили кой-какие планы, тут ребята-корейцы ужин стали собирать, а ужин у них такой: кастрюля риса несоленого и множество тарелочек с их национальными специями. Жрать-то в общем нечего, но на столе смотрится богато и красиво. У магаданца аж глаза закатились от этого изобилия. Ну, ребята и нас приглашают. Я-то отказываюсь, а магаданец меня локтем тычет, мол, пойдем перекусим. Я ему - а ты, мол, уверен, что есть это будешь, пища-то специфическая. Но он, видимо, так жрать хотел, что начал мне втирать, что он гурман, и все национальное просто мечтает попробовать. Мол, я у чукчей ел, и у алеутов, короче, гурман он и есть гурман.
Ну, присели к столу. Корейцы, они ведь палочками едят. В рот рису положат, сверху кусочек специи, и жуют. А магаданец, видимо, везде, что у алеутов, что у чукчей, только ложкой ел. Ну, и здесь из банки самую здоровую выбрал. Рису хватанул с горкой. Прожевал, но видно понравилось не очень, ну оно и правильно, пресно и сухо. Тут он эту ложечку, что на половник была похожа, чим-чи зачерпнул, да еще со дна жижечки прихватил. Корейцы аж замерли, они кстати ее и сами-то мелкими кусочками едят. А магаданец свою экскаваторную челюсть откинул, и хряп туда, грамм сто, не меньше. В абсолютной тишине стало слышно, как у него зубы трескаться начали. Выплюнуть-то он постеснялся, два раза жуванул и проглотил. Морда стала красная (Евдокимов и рядом не стоял), пот с него попер, как будто ведро воды сверху вылили. Но надо отдать ему должное, секунд пятнадцать он продержался, потом подскочил и попер в умывальник, что в конце коридора. Когда я минут через десять туда пришел, он еще от крана с водой и не отрывался. Сосал так, что водяное давление по всему Хабаровску упало. Ну, я вмешиваться не стал, по себе знаю, что водой - это тоже самое, что мазут тушить, чем больше льешь, тем больше разгорается.
Встретились мы на следующий день. Краснота на его фейсе немного спала, но все равно, все преподаватели к нему принюхивались, думали с большого бодуна.
Подошел он ко мне, буйну голову мне на плечо положил и плачет горькими слезами, мол, горит все, друган! Воду пью тазиками - эффекта ноль. А сегодня с утра в туалет пошел, так теперь и там все горит, как будто раскаленную кочергу засунули. Глисты оказывается у меня были - так, блин, померли! Я их сегодня в унитазе, среди перца обнаружил. Спроси, мол, у земляков своих, чем это дело залить можно.
Три дня бедолага мучился, и за оставшиеся четыре года учебы так ни разу больше себя гурманом и не назвал.